Последний Шаман

Бондин Никита

Ну что же, очевидно до инициации смотрел я на мир глазами с тем же успехом и качеством картинки, что и задницей. Теперь то разницу я различал.

От исцеляющей воды кровь унялась и Чёрный полетел на очередной заход, сказав что пациент стабилен, но для верности ещё две ходки надобны. Ему мы с Белым донесли, что собираемся немного память Анатолия подправить.

— Кээр-кхер-вар! «А ещё меня рисковым называли!» — возмущённо проворчал напоследок Чёрный и нам с Белым оставалось лишь смиренно промолчать.

В любом случае попытка не пытка и даже

если Анатолия после доклада отправят в мир иной, то ложная информация на руках у мафиози нам окажется только на руку. Да и совесть моя будет чиста. Спасти то я его сейчас спасу, но после уж пусть сам решает, что и как делать. Чай ему не нянька.

Посадив Белого ворона себе на голову и следуя его советам, я коснулся пальцами висков Толика и мерным голосом повторял то, что надиктовывал мне ворон. Голубоватые письмена стекали вниз и в какой-то момент глаза мои закрылись и я обнаружил себя стоящим на бескрайних серых просторах, уходящие вдаль и ввысь.

Но на этом отличия внутреннего мира Анатолия от моего не заканчивались. Обернувшись, я обнаружил ту же череду дверей, только более размытых и нечётких. К ним спиной стоял мой враг, который когда-то являлся другом. И странным было то, что образ его мерцал. Был смазанным, как будто ластиком его затёрли много раз и наскоро подрисовали.

— Проверь пространство на его груди, — промолвил ворон мысленно. — Там будет маленькая дверь.

И как он и сказал, в районе сердца Анатолия имелась небольшая дверца, похожая видом на ту же, что и у почившего Сергея. В том плане, что такая же добротная, изрезанная выстрелами и с множеством стальных заплаток. И было ясно, что этот человек не абы кто, а воин, ничуть не уступающий тому, кому однажды служил.

И пока я пытался разглядеть выбитое имя и думал, как же мне в такой кошачий лаз предстоит забраться, Белый мне подсказал.

— Коснись двери и предложи ему увидеть прошлое. Ваши сердца друг друга помнят и потому ты сможешь войти без боя и вражды.

— То есть, если бы он меня не видел и не знал, то пришлось бы драться? — переспросил и получил утвердительный ответ.

— Конечно. Разум против разума, воля против воли. Кто победит, тот подчиняет.

— Ядрёный пот. Понятненько… — теперь идею погулять по памяти других людей и вовсе задвинул глубже некуда.

По неразумности нарваться на ментально сильного и проиграть, того не стоило. Быть подчинённым, участь грустная. И судя по всему, как легко намерением я погрузился в память Анатолия, его волю хорошенько так промяли, оттоптали и в дальний шкаф закинули. И становилось совершенно пофигу, на сколько дверь души у него матёрая. Если один раз замок в ней выбили, то смысла в её крепости не много, заходи, кто хошь.

Будучи уже в чужом сознании, я натолкнулся на такую мешанину мыслей, образов и слов, что отыскать спокойный уголок мне удалось с трудом и далеко не сразу. Будто через липкую паутину пробивался, постоянно отряхиваясь от пут, в которых заключались

фрагменты памяти. Сейчас возиться с ними было не с руки и как-только я вывалился на свободный участок, то сразу же намерением перемотал события как можно ближе к нашим.

И к слову, ввести в регресс кого-то оказалось визуально проще, ведь все картинки я наблюдал не прям его глазами, а стоя рядом и со стороны. Конечно, висеть за бортом машины во время их полёта особого удовольствия не доставило, но будучи обученным фигурам высшего вороньего пилотажа в лице Чёрного, воспринимать мне это оказалось полегче.

Вот наконец машина их зависает над моим участком, Анатолий видит меня и…

— Так. А дальше-то как? — уточнил я у Белого и он мне подсказал.

— Намерением, друг мой. Представь на месте своего образа того, кого ты хочешь и так и будет. Но помни, приживутся только те воспоминания, в которые твой враг и друг безоговорочно поверит. Иное память исказит и со временем отвергнет.

— Поверит говоришь? Хха! Так это же элементарно! — прищёлкнул пальцами и сосредоточился на том, чтобы в огне мой образ старика сгорел и сквозь него проступило уже мне знакомое, пускай и молодое, лицо Сергея Кравец.

Ну вот не гений ли я, а? Недаром мать моя твердила, что я смышлёным рос. Сменяя образ и корректируя его мельчайшие нюансы, вплоть до самой незаметной родинки, я от начала и до самого конца довёл до совершенства последовательность воспоминаний Анатолия.

И мне чертовски повезло, что молодой наследник рода Кравец был тем ещё нарциссом и следил за своей спортивной формой, часами крутясь у зеркала. И также к счастью моему выяснилось, что чем дольше я сосредотачивался и напрягал мозги, тем лучше и точнее память являла усвоенный опыт прошедшей жизни. Не надо было сотню раз до своих дверей ходить. Всё то, что посмотрел, всегда лежало под рукой.

— Ну как, нормально? — спросил у ворона, проматывая память вперёд и назад, от первого визуального контакта и до приземления в забор.

— Идеально, — похвалил сидящий на голове Белый. — Это может запустить в нём каскад внутренних событий, способствующих восстановлению памяти.

— Как в домино, костяшка за костяшкой? — вспомнил детскую забаву всё ещё своими трудами любуясь.

— Да, как в домино, — одобрил моё сравнение ворон и захлопал крыльями. — Нам пора.

И бросив напоследок взгляд на злое и лихое лицо того, кто когда-то держал в напряжение соседние семьи, в том числе и семью Грековых, я позволил Белому закрыть мои глаза крылом и вывести из транса. И каковым же было моё удивление, когда разлепив глаза, я увидел первые лучики рассвета в небе.

Просидев всю ночь, поднялся я с тяжеленным скрипом. Окоченевшее тело напомнило мне те деньки былой дряхлости, а во рту будто кошки нас*али и песка лапками нагребли.

— Ох ёёж, в твоюж то медь… — просипел едва слышно, пытаясь хоть немного слюны выдавить.