Последний шанс для мажора
Шрифт:
— Мы с тобой совершенно чужие, только недавно познакомились, — нещадно краснея, попыталась снова опустить платье и заодно вытереть вспотевшие ладони.
Тимур спустил лямку платья с плеча и поцеловал обнаженную кожу. Его губы плавно переместились к мочке моего уха, оставляя за собой мокрый след. Предметы перед глазами расплывались, словно потеряв свои очертания. Все внутри подрагивало. Уму непостижимо!
— Лисенок. Начинай считать…
Ощущения запутались, я не успевала прислушаться к ним.
— Один, — полу стон, полу скулеж.
— Расставь ножки
Послушалась механически, почти не осознавая, что это приказ.
— Два, — начала коротко дышать ртом.
— Смотри на меня.
Пальцы стиснули мой подбородок и заставили посмотреть прямо. Другая ладонь коснулась меня там…
— Три, — я почти не различала его лицо сквозь туман перед глазами.
Тимур помассировал клитор, размазывая влагу по горячему бугорку, и вошел двумя пальцами в горячую промежность не слишком далеко.
С дыханием стало трудно совладать.
— Чет…четыре, — пересохшее горло вытолкнуло хриплый звук.
Кожа горела, кровь шумела в ушах. Тимур сам застонал и, уткнувшись мне в шею, начал интенсивнее двигать пальцами, яркая вспышка света и настоящая истома накрыла меня, вырывая из меня сильнейший стон…
Глава 18
ТИМУР
Я улыбаюсь и переворачиваю ладонь, переплетая наши пальцы. Это было потрясающе и оттого ужасно. С наслаждением вдохнул запах ее волос. Она пахла чем-то приторно сладким. И надо признать, с ней было приятно даже просто лежать рядом. Обнимать, чувствовать ее живое тепло.
— Теперь ты знаешь, что это не страшно, — погладил щеку костяшками пальцев, склонился и поцеловал ее в висок. Что со мной? Глупею? — Кстати, я тоже готов принять твою ответную ласку… — получилось глухим пропадающим голосом.
Странное тепло щекотало изнутри… Не мог понять до конца своих чувств.
— Ну уж нет, — бросила Лисенок, пытаясь выпутаться из моих рук.
Атмосфера между нами накалялась с каждой проведенной вместе минутой. Она спешно начала поправлять платье, пытаясь избежать со мной взгляда “глаза в глаза”.
Жаль, я бы с удовольствием продолжил наше с ней увлекательное приключение. А может, даже не раз. Малышка оказалась удивительно горячей. Я бы даже сказал, обжигающей. Такой чувствительной, отзывчивой… такой искренней.
Сведя брови к переносице она делала вид, что злится, пока меня не покидало ощущение, что мы с ней давно знакомы…
Ох… Мощная волна ее удовольствия, ставшая результатом противоречивых и тревожных чувств, лишала меня здравого смысла. Нужно отвлечься. Срочно. Нам с этой деревенщиной точно не по пути. Ни при каком раскладе. Не хочу ей очаровываться. Специально вспоминаю про Инну, и настроение резко уходит в минус. Надо почаще о ней думать.
Фить… Фить… Ф-и-и-и-ить.
Фить… Фить… Ф-и-и-и-ить.
Снизу донесся странный звук — будто кто-то свистел, причем все громче и громче. Нырнув под тяжелые шторы, я выглянул в ночь. Рывок, и окно с противным скрипом открылось, вечерний воздух ворвался в комнату.
— Что так долго? — наполовину
Камиль в полосатой футболке стоял под окном и смотрел в верх.
— Окно найти не мог. Давайте быстрее, я жду в машине.
— Ладно.
Сбоку скрипнуло открываемое окно. Вот засада! Я отпрянул, стараясь не выделяться в темноте. Показалось лицо одного из картежников, которому я прилично задолжал. Он зажег сигарету и, не отводя взгляда от ночного неба, медленно ее выкурил. Затем щелчком отправил сигарету вниз. Окно со скрежетом закрылось, снова стало тихо.
— Надо уходить, — зашептал я.
— Я однозначно против таких методов, — менторским тоном возразила Лисенок.
— Выбора нет!
Я резво шагнул на подоконник. Страх? Да. Удовольствие? Да, черт возьми.
— Ах, — Лисенок в ужасе закрыла ладонью рот, после того, как я уверенно прошел немного по узенькому карнизу и куда-то исчез.
Присмотревшись хорошенько, она увидела справа пожарную лестницу — и то, как я быстро спускался по ней вниз. Теперь до успешного побега ей, по сути, остался всего один шаг — от окна до лестницы. Вот только решится ли она его пройти? Три этажа — а прямо под ними жесткий асфальт! Но и отступать уже тоже некуда. Перешагнув через инстинкт самосохранения, она взобралась на подоконник. Осторожно вылезла из окна.
— Лисенок не смотри вниз…
Почему мое так сердце тарабанило?
В ужасе вжимаясь в оконную раму, изо всех сил стараясь не смотреть вниз, короткими шажками, она медленно пошла по скользкому карнизу.
— Мама!.. Мамочка!.. — выставив вперед левую руку, ей удалось приблизиться к заветной лестнице.
Сильный ветер шумел в ушах, нещадно трепал ее волосы.
— Не торопись! — крикнул ей снизу.
Наконец правая ладонь ее осторожно нащупала покрытый ржавчиной поручень. От сердца отлегло, на душе полегчало. Крепко ухватившись за него, Лисенок протянула ногу к металлической лестнице, как вдруг правая стопа соскользнула с мокрого карниза.
— Твою же мать!!! — громко выругался я.
Скуля от ужаса, повиснув на одних лишь руках, Лисенок чуть не сорвалась вниз.
— Лисенок… Лисеночек… пожалуйста, — ноги у самого подкашивались, в горле пересохло.
Нащупав стопой перекладину, слава Богу, она начала скорее спускаться. Я считал ступенька за ступенькой, пока она опускалась все ниже и ниже. Казалось, каждая клеточка ее тела дрожала мелкой дрожью.
— Эй, не поранилась нигде? — спросил я, обнимая ее за плечи и чувствуя, что она едва держится на ногах.
Над нашими головами раздались голоса:
— Где голубки?!..
Внутри мгновенно все сжалось: нас спохватились. Обогнув угол дома, мы поспешили к тихо тарахтящему тонированному внедорожнику. Хорошо, что Камиль ждал нас недалеко от выхода. Приоткрыв заднюю дверь, я практически забросил Лисенка внутрь, а сам поспешил вперед. С визгом колес тронулись.
От перенапряжения у меня пульсировало в висках. Чтобы понять, что произошло, мне… и всем нужна была дополнительная минута тишины. Или пятнадцать.