Последний шанс
Шрифт:
Сердце Бекки готово было выскочить из груди. Она включила самую большую скорость, и машина начала подниматься по крутой дороге. Преодолев в предельно короткий срок подъем, Бекки резко затормозила у самого входа в шахту.
Выйдя из машины, они начали звать сына. Бекки бросилась к входному отверстию, Клей, с трудом передвигаясь, стал исследовать усыпанную щебенкой землю, ища следы. Бекки вопросительно посмотрела на него, но он покачал головой.
— Следов не видно. Но это ничего не значит.
— О
— Остается искать его внутри, — невесело сказал Клей. — Принеси из машины фонарик.
Они вместе вошли в шахту и двинулись вперед, тихо окликая Джимми, чтобы его не испугало громовое эхо их голосов под сводами пещеры. На костылях и в гипсе Клей продвигался очень медленно, однако никому из них и в голову не пришло отказаться от поисков.
Они прошли уже сотню ярдов и приблизились к месту, где земля шла под уклон, когда услышали всхлипывания.
— Джимми, Джимми, откликнись! С тобой все в порядке?
— Да-а-а, — послышался дрожащий голос. — Мама, папа, это вы?
— Мы, сынок. Мы уже близко, — успокоил его Клей.
Они немного свернули, и тут луч фонарика выхватил из темноты Джимми, скорчившегося на земле и прижимавшего к себе рюкзак.
Увидев свет, мальчик поднялся и спотыкаясь пошел к ним.
Бекки обхватила его и приподняла над землей, Джимми обвил руками ее шею. Клей бросил костыль и обнял их свободной рукой, прижимая к себе. Бекки прильнула к нему, испытывая радостное облегчение оттого, что сын теперь в безопасности.
Когда все немного пришли в себя, Клей поднял костыль и они направились к выходу.
Выбравшись на воздух, Бекки отняла руки Джимми от своей шеи, отстранила его немного и спросила:
— Джимми, почему ты сюда пришел?
Он пожал плечами.
— Не… не знаю. Я на вас ужасно рассердился и не хотел больше с вами жить. Пришел жить сюда.
Бекки укоризненно покачала головой.
— Хотел взять еду, но побоялся, что вы меня заметите на кухне, — стал объяснять Джимми, — поэтому ушел так. А в шахте я упал, и мой фонарик больше не работал. — Губы его задрожали. — Мне было так страшно. Я хочу домой.
— Сейчас едем, Джимми, — сказал Клей. — Все вместе.
Бекки вела машину. Клей держал на руках Джимми, поглаживал его спину и говорил слова утешения, пока мальчик выплакивал свои страхи. Когда подъехали к дому, он совсем обессилел. Бекки внесла его, положила на кровать, и они с Клеем сидели рядом, пока Джимми не заснул.
Видя, что он крепко спит, Бекки устало поднялась. Переживания настолько вымотали ее, что думать она уже ни о чем не могла. С обреченным видом взглянув на Клея, она потащилась в свою комнату. Упала на кровать и во второй раз за этот день дала волю слезам. Только теперь это были слезы облегчения.
Бекки услышала, как в комнату
— Слезы теперь ни к чему, Бекки. Джимми цел и невредим. Не надо плакать.
— Это тебе так кажется, — сказала она сдавленным голосом. — Он убежал из-за меня. — Ее захлестнуло чувство вины. — Если бы с ним что-нибудь случилось…
Клей подошел к постели, где, съежившись, лежала Бекки.
— Не накручивай себя. Плохого ничего не произошло, разве только перепугался до смерти. Зато теперь хорошенько подумает, прежде чем делать что-нибудь подобное. — Клей печально усмехнулся. — По крайней мере будем на это надеяться.
Бекки согласно кивнула и подняла голову. Ей не хотелось, чтобы Клей видел ее в таком виде.
— Клей, мне хочется побыть одной.
Он понимающе улыбнулся и покачал головой.
— Извини, Бекки, но, боюсь, это невозможно.
— Уйди, Клей. Разве трудно оставить меня хоть раз в покое?
Он снова покачал головой, взгляд его был твердым и решительным.
— Нет, Бекки, теперь я этого не сделаю. У тебя сегодня был не самый легкий день, и, нравится тебе это или нет, я тебе нужен.
— Мне нужно побыть одной, — упрямо повторила Бекки.
— Я оставлял тебя одну, когда ты переживала смерть отца. Я оставлял тебя одну после неудачных родов. Я считал, что тебе нужно время, чтобы залечить раны. Но я ошибался. Надо было заставить тебя выговориться, признать случившееся, и тогда тебе легче было бы его пережить.
— Психоанализ мне ни к чему, — ледяным тоном произнесла Бекки.
— Я разбираюсь в себе самом.
Клей сел к ней на постель и, устраивая поудобней ногу, откинулся на спинку.
— Я не вникал в твои беды, не помогал тебе справиться с ними лишь потому, что не сознавал, как от меня ждут этого.
— Что ты хочешь сказать?
— А ты подумай, Бекки. Всю жизнь я избегал эмоций, закрывал глаза на пьяные выходки матери, старался не обращать внимания, когда меня перебрасывали из одного приюта в другой. — Клей опустил голову, вытянул руки и сжал кулаки. — Я не представлял, что от меня требуется, когда у человека такое горе — сначала смерть Хэла, потом эти выкидыши. У меня в жизни не было большего испытания, чем видеть, как ты страдаешь.
Бекки села в постели, не отрывая глаз от Клея. Его слова поразили и озадачили ее.
— Ты казался мне таким… непробиваемым. Я представления не имела, как ты ко всему этому относишься.
— Я знаю. Это был способ защиты от слишком глубоких переживаний. Уже в возрасте Джимми я уразумел, что раскрываться перед людьми — значит навлекать на себя несчастье. Но что такое настоящее несчастье, я понял только тогда, когда ты забрала Джимми и ушла.
— Несчастным ты тогда не казался, скорее рассерженным.