Шрифт:
Повести
Сестра милосердия
1
Аня вертела в руках записку от Сазонихи, будто выискивала на мятой бумажке другие, невидимые слова, кроме этих трех, крупно нацарапанных: «Сын при смерти».
Она
Хоть в последние дни Аня пропадала в соседних селах, она успевала справляться, все ли в порядке тут, в Грачевке. Всего неделю назад она сама видела Сашу Сазонова, обрадовалась; окрепший и загорелый, он ждал повестку из военкомата, сказал, что будет проситься во флот.
Года еще не прошло, как Саша выписался из областной больницы, где пролежал два месяца. Словно с того света явился — кожа да кости. Только к концу зимы сошла с его лица желтизна, появился на щеках робкий румянец. Может быть, болезнь, выждав время, повторилась — проглядела ее Аня при недавней встрече с Сашей.
Аня еще раз медленно повела глазами по бумаге, читала, отличая букву от буквы, отчего записка вовсе потеряла свой зловещий смысл. Аня, бестолковая и потерянная, сорвалась вдруг с места, неизвестно зачем выскочила в дневной свет.
В самом конце деревни, где жили Сазоновы, ничего не было видно — все смыло ясным холодным солнцем.
Аня едва удержалась от желания напропалую бежать вниз по улице; она заторопилась к телефонному аппарату, в коридоре слепо налетела на полочку с посудой. Упали к ногам, со звоном разбились две-три тарелки, и Аня подумала: это к добру.
Минут через двадцать после того, как она дозвонилась до города, объяснила, зачем понадобилась срочная помощь, над селом появился вертолет. Аня, бежавшая по засохшим комкам грязи, остановилась: не мерещится ли? Нет, все верно — вертолет пронесся вдоль улицы, обогнал Аню. И точно возле дома Сазонихи, куда сбегалась детвора, заслышавшая стук мотора, стал приземляться.
А когда запыхавшаяся Аня, совсем не чувствуя усталых ног, протиснулась во двор, врач уже вышел на крыльцо.
Аня не смогла ни поздороваться, ни даже вздохнуть — все в ней разом остановилось, замерло при виде врача, прикуривающего от зажигалки. Видно было, успел он осмотреть Сашу Сазонова, и хоть казался спокойным, по тоске, промелькнувшей в его глазах, Аня догадалась: решил, что Саша — не жилец.
В сенях, пристукивая лбом об дверь, голосила Сазониха:
— …Не отдам… Хватит, прошлый раз залечили его, сыночка моего бедного-о… Чего уж зря-то везти, коли толку никакого-о. Пусть уж здесь отойдет, у матери на руках…
— Как быстро вы… — не зная, что сказать, протянула Аня.
— Мы в другой район летели, мимо, — пояснил врач. — Радировали нам. Вот и свернули.
— Нет, я вообще говорю: быстро очень… — Аня посмотрела в окна, задернутые занавесками, перевела взгляд на врача: — Быстро…
— Там все ясно, — тихо проговорил врач. — Помню я его — два месяца лежал. В этот раз… С неделю протянет. — Неожиданно спросил: — В чудеса верите?
Не дожидаясь ответа, сощурил глаза,
— Понятно, атеистка… — сказал он, чуть насмешливо глядя на Аню с высоты крыльца. — Только чудо его может спасти. Нет у меня времени на непрофессиональные беседы, ждут меня. Оставлю вот рецепты…
Аня наблюдала, как он, похоже, простуженный, затяжелевший, достает из саквояжа листки, авторучку, и в голове ее смешались жалость и недоверие к этому человеку.
Она поднялась на крыльцо, вошла в сени, наткнулась на Сазониху, загородившую дверь в избу.
— Не пущу, — выдохнула Сазониха. — Не отдам я его…
Но пока Аня искала для нее слова понежнее, Сазониха сама притихла, вроде очнулась. И отошла, пошатываясь на слабых ногах, в угол.
Аня скрипнула дверью, ступила на половицу. Очутилась в тишине, в которой угадывалась прощальная тоска. Аня заставила себя идти дальше — к никелированной кровати. На ней, почти не смяв подушку головой, лежал Саша. Аня хотела позвать его, дотронуться до вытянутой поверх одеяла тонкой, неподвижной руки, и не посмела.
Другим она помнила Сашу. И того веселого, задиристого паренька боязно было сравнить с теперешним.
Возник в памяти весенний день. Совсем недавно — всего год с лишним прошло — впервые увидела она Сашу: высокого, крепкого, в красном мотоциклетном шлеме, надетом на самые брови. Это он неизвестно как разыскал ее среди пассажиров, ожидающих автобус. Это он подошел к ней, скрывая застенчивость, нарочито бойко спросил, не в Грачевку ли она едет. Потом летели они по шоссе, по укатанному проселку, и он — Сашей звать, девятый класс заканчивает — объяснял, что по жребию выпало ехать на школьном мотоцикле за новенькой фельдшерицей. Как узнал, что Аня — фельдшерица? Очень просто — подсказало чутье…
Осенью, когда всем классом убирали картошку, первый раз свалила его болезнь. Увезли его в беспамятстве на таком же вертолете, какой стоит сейчас на лужайке.
Два месяца спустя выписали его. Аня, знавшая, что после больницы мало кого тянет к медпункту, удивилась, когда Саша появился на пороге. Худой и бледный. Казалось, болезнь навсегда отняла у него прежнюю способность радоваться жизни. Аня помнит, как она говорила о чем угодно, даже пела смешную детскую песенку, лишь бы развеселить Сашу. Улыбки его она не дождалась, зато Саша сказал на прощание, что дорогу к ней он не забудет. Сказал так, будто был ей обязан. И так повадился ходить то один, то с дружками, и о том, что он был, Аня узнавала, когда утром выбиралась во двор: снег расчищен, лежит возле крыльца охапка дров, стоят подернутые тонкой пленкой льда полные ведра воды.
Тихий скрип кровати вывел Аню из недолгого забытья. Нет, не чудилось ей — кровать поскрипывала под Сашей, который с трудом поднял голову с подушки, пытался сесть. Но тело не слушалось его. Аня невольно подалась вперед, чтобы подсобить Саше, не успела: справился сам. В его невидящем взгляде светилась такая радость, будто Саша окончательно пересилил слабость и теперь его уже не просто свалить. Он пытался удержать себя в этом положении, покачался вперед-назад, истратив последнюю мочь, упал на подушку.