Последний Совершенный Лангедока
Шрифт:
– Ты ничего не слышишь? – спросил я у трубадура, придерживая его лошадь за повод.
Француз так и не соизволил позаботиться о своём завтраке, остался голодным и от этого истекал ядом, как скорпион. Он хотел было ответить мне какой-нибудь гадостью, но тут колокольный звон, крики и странные удары из-за лежащего перед нами невысокого холма донеслись особенно отчётливо.
– Ну, что ещё там такое? – пробурчал он, спрыгивая с лошади. Я тоже спешился.
– Стой здесь, а я схожу, посмотрю, – сказал Юк, протягивая мне поводья. Он быстрым шагом направился к холму. Приблизившись к вершине, трубадур пошёл, пригибаясь, а потом
– Ну, место я, кажется, узнал, – сказал он, отряхивая дублет. [124] – За холмом лежит аббатство святой Фе. [125] Но происходит внизу что-то странное, и я даже не знаю, стоит ли нам соваться в это дерьмо.
– А что там такое?
Трубадур помолчал, в задумчивости накручивая прядь волос на палец, потом нехотя ответил:
– Да понимаешь ли, друг мой Павел Иатрос, похоже, что монастырь пытаются взять штурмом.
– Монастырь?! Кто, зачем?
124
Дублет – короткая мужская куртка на вате.
125
Фе Аженская – мученица, святая католической церкви.
– Кто и зачем, не знаю, а вот сеньор, который командует нападающими, мне показался знакомым. Это Раймунд Роже де Фуа, тот самый, к кому мы едем. Если я не ошибся, считай, что нам повезло. С другой стороны, граф вспыльчив и тяжёл на руку. Попадёмся ему на глаза не в добрый час, может приказать повесить, разбираться, кто да что, не будет, с него станется. Ну, поставит потом покаянную свечу, но нам-то с тобой от этого не легче, верно?
– А зачем благородному сеньору осаждать мирный монастырь?
– Ну, вообще-то, в Лангедоке католических попов не жалуют. Это если говорить вежливо. Очень уж они досаждают всем – от графа Раймунда до последнего виллана. Жадные, двуличные мерзавцы! А у графа де Фуа с ними прямо-таки война.
Попы – не церкви чада: Враги один с другим, Они – исчадье ада. Попами осквернён Всевышнего закон,– Так не был испокон Господь наш оскорблён. Поп за столом сопит,– Уже настолько сыт! – А сам на стол косит, В жратве неудержим, Тревогой одержим, Что жирная услада Сжуётся ртом чужим. Да для какого ляда, Не зван, не приглашён, За стол к нам лезет он! [126]126
Перевод В. Дынник
– Ну, и так далее, там ещё много. Эта сирвента не моя, но я её часто исполняю, она нравится и господам, и простолюдинам. В Лангедоке в большом почёте проповедники из Альби. Католические попы называют их еретиками или манихеями – понятия
– А ты уверен, что видел того самого графа де Фуа?
– В том-то и дело, что нет – слишком далеко, да ещё против солнца. Но похож. Рискнём? Дьявол всегда на стороне трубадуров! – криво усмехнулся француз. – Значит, так. Я еду первым, ты за мной, потому что меня граф должен помнить. Надеюсь, сразу стрелами не утыкают. Руки держи на виду, оборони тебя Господь дёргаться или хвататься за нож. В личной страже графа лучники – один лучше другого. Ну?
– Поехали… – вздохнул я и осенил себя крестным знамением, шепча молитву.
Мы обогнули холм. Графские воины нас сразу заприметили и бросили бревно, которым долбили в монастырские ворота. Один, с бритой головой, чернобородый, с мечом у пояса, рявкнул команду. Четверо тут же выстроились перед графом, прикрыв его щитами. Юк бросил поводья на шею лошади и поднял руки, показывая, что у него нет оружия, я повторил его движение. В настороженном молчании мы подъехали к графу, причём я не стал прятаться за спиной трубадура, а догнал его.
– Слава Иисусу, это он! – тихонько сказал мне трубадур.
На вороном жеребце сидел пожилой мужчина с седеющими волосами и длинными вислыми усами. Когда-то он, вероятно, был красив и силён, но годы, пристрастие к вину и обжорство сделали своё дело, и благородный граф де Фуа превратился в неопрятного краснорожего толстяка.
– Какого дьявола вы здесь лазаете? – гаркнул граф. – Кто такие? Вот прикажу вздёрнуть на воротах, чтобы не совались куда не надо!
– Мой господин! Извольте взглянуть, это же я, Юк де Сент Сирк, трубадур! – подобострастным тоном воскликнул француз.
Граф пригляделся.
– Юк? Это ты, мерзавец? Ха! И правда! Тебя ещё не повесили?
Я видел, что угол рта у трубадура зло дёрнулся, но он сдержал себя:
– Вы совершенно правы, господин граф, это я.
– Вижу, не слепой! А кто это трётся рядом с тобой? Ты никак завёл себе нового жонглёра? Ничего, смазливенький… А куда девал старого? Продал маврам?
– Увы, мой жонглёр умер, а меня ограбили и чуть не убили. Мой спутник чудом вырвал меня из лап рутьеров. Его зовут Павел, он грек из Византии, целитель.
– Ха! Целитель! Клянусь богом, вот, кто мне нужен! А ну, подойди сюда! Переводи ему, Юк!
– Зачем? Он понимает по-нашему.
– Эй, ты, как тебя там… Павел? Ты понимаешь меня? Иди сюда, я устал орать! Да пропустите же его, остолопы, это всего лишь лекаришка. Ну!
Я подъехал поближе и сказал:
– Я слушаю вас, мой господин.
– Ты умеешь исцелять болезни ног?
– Всё в руках Господа…
– Болван! Я спрашиваю не про Господа! Замковый капеллан уже все колени стёр в молитвах за моё здоровье, да только толку чуть. И лекарь мой дурак дураком. Всё собираюсь его повесить, да только заменить некем было. Вылечишь меня – займёшь его место!
– Что случилось с вашей ногой, господин граф? Рана, ушиб?
– Если бы! Раны и ушибы – это дело привычное. Это – тьфу! Я воин, а не баба! А тут лёг спать, а в палец и вступило! Днём ещё ничего, а ночью как огнём жжёт, заснуть не могу! Вот, видишь! – и граф вытянул вперёд ногу в носке грубой вязки.
– Позвольте узнать, какой палец болит?
– Большой! И косточка! Распух, дьявол его побери, ходить не могу!
– Мой господин, я должен осмотреть вашу ногу, тогда я смогу назначить лечение, но, полагаю, ваш недуг мне известен.