Последний Совершенный Лангедока
Шрифт:
Мясо и хлеб закончились очень быстро. Промокнув губы последним кусочком удивительно вкусного, ароматного хлеба, я вновь накрыл опустевший столик салфеткой и сказал:
– Благодарю вас, благородная госпожа. Теперь я в вашем распоряжении. Какой недуг мучает вас? Рассказывайте, не стесняясь, ибо целитель лишён пола.
– Меня? – удивилась графиня. – Никакой не мучает. Я, благодарение Господу, здорова и всего лишь собиралась расспросить тебя о здоровье брата.
– У него подагра.
– Подагра? Хм… Не слышала… Это опасно?
– В запущенных случаях подагра опасна, но, к счастью, я застал болезнь в самом начале. Господин граф испытал только первый приступ, и я сумел остановить его развитие. Вашему брату уже лучше.
– Слава
– Я проведу несколько процедур, граф будет пить травяные отвары, но главное, он должен будет научиться ограничивать себя в еде и питье.
– Это будет нелегко. Ты, видимо, уже узнал характер графа. Своего лекаря он просто избил.
– Отец медицины Гиппократ учил: «Ты есть то, что ты ешь». Подагра – следствие чревоугодия. Во-первых, следует отказаться от красного вина…
– Именно от красного?
– Да, госпожа.
– Ну, это не страшно, – махнула рукой Эсклармонда, – красное вино у нас пьют только простецы.
– …и пива.
– Его вообще пьют одни монахи. Если все ограничения такого же свойства, я опасалась напрасно.
– Увы, нет. Графу придётся отказаться от соусов вроде того, которым я недавно наслаждался, а также от многих пряностей, жареной дичи, причём в особенности – жирной.
– Да, ты прав, с этим будет труднее. Раймунд Роже не любит отказываться от своих привычек. Но это мы ещё посмотрим, – сказала графиня, и в её голосе прозвучали металлические нотки. – Сколько ты пробудешь в замке?
– Седмицу, чтобы закончить лечение.
– А потом?
– Потом мой путь лежит в Тулузу.
– Я бы предпочла, чтобы ты задержался в замке на больший срок, но я не хозяйка твоей судьбы. Ты не похож на бездомного костоправа, бродящего от замка одного сеньора к другому. Над тобой тяготеет некий обет, я правильно почувствовала? Не стану допытываться, что ты пообещал Господу, ведь женщины могут принимать исповедь только в определённых случаях, а мне это уже не по возрасту, – усмехнулась она. – Но всё же я прошу подумать ещё раз, прежде чем ты примешь решение покинуть замок. От тебя зависит здоровье и сама жизнь графа де Фуа, а, стало быть, жизнь всех его подданных, в особенности, добрых христиан, коих в Лангедоке вообще и в нашем графстве в частности, немало. Дела обстоят так, что до конца лета страна будет ввергнута в пучину войны, и первым на пути захватчиков, вероятнее всего, окажется графство Фуа. Нам не на кого надеяться. Граф Раймунд VI Тулузский совершил глупость, если не сказать хуже. Он принёс церковное покаяние папе в надежде примириться с ним и отвести войну от Лангедока. Но ягнёнку не следует заключать договора с волком, это всегда плохо кончается для овец, знаешь ли. Папа Иннокентий обвёл Раймунда вокруг пальца, и теперь ему придётся вместе со своими вассалами участвовать в Крестовом походе против своих же подданных.
– Простите, госпожа, я не ослышался? Вы сказали «В Крестовом походе»?
– Ты не ослышался, иатрос Павел. Кстати, если тебе трудно говорить на нашем языке, мы можем перейти на греческий.
– Благодарю вас, госпожа, не затрудняйте себя. Ваша речь чиста и прекрасна, я с лёгкостью понимаю её.
– Я слышала, что греки – великие мастера плести словесные кружева перед женщинами, – улыбнулась графиня. – Теперь я убедилась в этом сама.
Рим уже давно взирает на Лангедок со злобой и алчностью. Со злобой потому, что католические храмы здесь пребывают в запустении, священников и монахов встречают свистом, а провожают комьями грязи в спину. Жадность, сребролюбие, симония, распутство, содомский грех – вот что такое римско-католическая церковь. Рим присылает к нам лучших богословов, но тщетно – истинные христиане неизменно выходят победителями из публичных диспутов.
Граф Тулузский – вассал короля Франции только на словах, а на самом деле Лангедок – отдельное государство. Иннокентий
127
Карантен (от фр. Quarante – сорок) – срок в сорок дней, на которые сеньор мог призывать своих вассалов на военную службу.
Утром ты оказался свидетелем штурма монастыря и смерти аббата. Нападение на храм – тяжкий грех, а убийство слуги Божьего тем более. Но что нам оставалось делать? Бегон был фанатиком. Он ждал вторжения французов и готовился к нему. Аббатство стало бы оплотом крестоносцев – в нём были собраны большие запасы пропитания и фуража. Мы нашли в монастыре много золота, и оно тоже пошло бы на оплату наёмников. Монахи, особенно не скрываясь, заранее составили списки альбигойцев. В них попали все, кто не ходил к католической мессе. Ты представляешь, какая резня началась бы, если бы эти списки попали в руки фанатичных попов? И вот монастырь разгромлен, списки сожжены, продовольствие частью роздано вилланам, а частью пополнило замковые запасы. Теперь ты видишь, сколь многое зависит от здоровья моего брата. Что скажешь?
– Госпожа, с Божьей помощью, дня через три-четыре граф будет здоров. Я буду находиться подле него до тех пор, пока болезнь совершенно не отступит. А потом, простите меня, я должен буду покинуть Фуа. Я не могу открыть тайну, но Гийаберт де Кастр считает, что от того, добьюсь ли я успеха или потерплю неудачу, зависит судьба всех истинных христиан Лангедока.
Графиня резко подняла голову. Казалось, на меня смотрит не пожилая, усталая женщина, коротающая остаток своего века с вышиванием в руках, а хищная, чёрная птица.
– Ты знаешь де Кастра? Откуда? – каркнула она. – Отвечай быстро!
Я удивился и смутился такой неожиданной переменой, поэтому ответил, осторожно выбирая слова:
– Случай свёл нас в Массилии. То есть тогда я думал, что это просто случай, но теперь я уверен, что нас свёл промысел Божий. Я открылся де Кастру, и он благословил меня.
– А он ничего не говорил тебе про… Ну, словом про некие потаённые предметы?
– Простите, госпожа, но я даже не понимаю, о чём вы. Ни о чём подобном мы вовсе не говорили.
– Значит, не говорили… Вот как… Что ж, в конце концов, Гийаберту виднее, как поступать и что говорить, ведь он Старший брат, – сказала графиня обычным голосом, постепенно успокаиваясь. – Тогда я тем более не стану убеждать тебя остаться. Видно, не случайно наши судьбы переплелись, как нити на этой вышивке – распустить её можно, только разрезав на части. Гийаберт мудр и прозорлив, ему открыто тайное. Следуй его советам, иатрос Павел.
Я встал, чтобы попрощаться.
– Сегодня, как стемнеет, приходи в замковую залу, – тоном радушной хозяйки пригласила графиня. – Будет пир. Альда проводит тебя.