Последний спартанец. Разгромить Ксеркса!
Шрифт:
Еврибиад знал, что Ксеркс по-варварски обошелся с телом Леонида, приказав отсечь у трупа голову. Безголовое тело спартанского царя три дня провисело распятым на кресте, установленном возле дороги, по которой двигались отряды персов и подвластных им племен, проходя через Фермопилы в сторону Фокиды. После того как полчища Ксеркса миновали Фермопильский проход, малийцы сняли тело Леонида с креста и захоронили его неподалеку. Голову Леонида сумел сохранить его слуга Тефис, который прятался в лесу на склонах гор. Рискуя жизнью, Тефис ночью выкрал голову своего господина прямо из-под носа персидской стражи.
Встретившись с Мардонием, Еврибиад наговорил ему, будто в Лакедемон пришло изречение Дельфийского оракула, гласившее, что спартанцы должны потребовать от Ксеркса возмещение за надругательство над телом Леонида.
– Об этом я и завел речь с Мардонием, когда встретился с ним, – продолжил Еврибиад свой рассказ. – Выслушав меня, Мардоний долго хранил молчание. Затем с уст Мардония слетели такие слова: мол, будущим летом спартанцы получат от персов должное возмещение, ждать осталось недолго. Войну против эллинов, начатую Ксерксом, предстоит завершить ему, Мардонию.
Поскольку солнце перевалило за полдень, Мардоний предложил мне отобедать с ним. Заодно Мардонию хотелось побеседовать со мной о возможности заключения мира между ним и Спартой. Мардоний не скрывал от меня своего восхищения доблестью спартанцев в битве при Фермопилах. Он сказал мне, что если спартанцы согласятся на мирные переговоры с ним и позволят Демарату вновь занять царский трон, то персы не тронут владений Лакедемона. Я заверил Мардония, что передам его слова спартанским эфорам. По окончании трапезы Мардоний повелел своим слугам, чтобы те провели меня по всему персидскому стану, показав мне многочисленность его войска.
Со слов Еврибиада выходило, что под началом у Мардония находится около ста тысяч пехоты и пятнадцать тысяч конницы.
– Это без учета македонян и фессалийцев, которые, без сомнения, тоже отправят к Мардонию свои войска, когда солнце станет пригревать по-летнему, – добавил Еврибиад. – Полагаю, что и беотийские города, за исключением Платей и Феспий, также поддержат персов в их войне с Афинами и Спартой.
После сказанного Еврибиадом лица эфоров помрачнели. И только Эфхенор сохранял невозмутимый вид.
– Сколь бы ни было велико войско Мардония, на земли Пелопоннеса варварам не пробиться, – сказал он. – Истмийский перешеек перегорожен прочной каменной стеной, эту преграду персам не преодолеть. Флот Ксеркса ушел к берегам Азии, поэтому подойти к берегам Пелопоннеса на кораблях персы тоже не смогут. Нам незачем вступать с Мардонием в переговоры о мире, а изменнику Демарату нет и не будет места в Спарте.
Еврибиад завел было речь о том, что, укрывшись за истмийской стеной, спартанцы и их союзники оставляют на произвол судьбы афинян и мегарцев, земли которых граничат с Беотией. Такое поведение лакедемонян недопустимо, полагал Еврибиад, ибо это неизбежно внесет раскол в антиперсидский союз эллинских государств. Еврибиад настаивал на том, что спартанскому войску необходимо выступить к Фермопильскому проходу, выбить оттуда персидский отряд и закрыть путь Мардонию в Среднюю Грецию.
– Если Леониду с малыми силами удалось на три дня задержать в Фермопилах огромную армию Ксеркса, то все спартанское войско вкупе
Эфхенор холодно заметил Еврибиаду, мол, совсем не дело, когда военачальник вмешивается в дела политиков. Если уж на то пошло, то предложение Еврибиада следует вынести на обсуждение в Синедрион, ведь надо учитывать мнение всех представителей государств, входящих в Коринфский союз.
– Примерно через месяц в Коринф съедутся все члены Синедриона, дабы обсудить меры для дальнейшей войны с персами, – сказал Эфхенор. – Я могу включить тебя в состав делегации от Лакедемона, Еврибиад. Пока же, друг мой, веселись и пей вино. Завтра в Спарте начинаются торжества в честь Диониса.
Еврибиад покинул здание эфорейона, переполняемый раздражением.
«Все повторяется опять! – сердито думал он. – Как и в прошлом году, эфоры из страха перед Аргосом не хотят отправлять спартанское войско в Фермопилы. Если год назад эфоры уповали на предсказание Дельфийского оракула, отправляя к Фермопилам Леонида с горсткой воинов, то ныне все надежды Эфхенора и его коллег на избавление от персидского нашествия связаны со стеной на Истме!»
После встречи с эфорами Еврибиад отправился к Павсанию, желая поделиться с ним своей скорбью по поводу безвременной смерти его отца. Еврибиаду казалось, что Спарту преследует злой рок. Не успели у лакедемонян высохнуть слезы по царю Леониду, павшему в Фермопилах, как смерть скосила Клеомброта, брата Леонида.
– Не злой рок повинен в смерти моего отца, но козни эфоров, – молвил Павсаний в беседе с Еврибиадом. Павсаний знал, что на Еврибиада можно положиться, поэтому он был с ним откровенен. – У Горго имеются доказательства того, что Эфхенор и его друзья отравили моего отца во время его поездки в Элиду. Медленно действующий яд подсунул моему отцу Филохар, ездивший с ним к элейцам. Кстати, Еврибиад, эфоры и тебя хотели отравить с помощью Динона, который именно с этой целью и отправился вместе с тобой в Малиду. Тебя спасло то, что ты расстался со своей свитой в Опунте, сев на корабль, идущий в Фессалию.
– О Зевс! Это же чудовищное преступление! – вознегодовал Еврибиад. – За убийство гераклида по закону полагается смерть! Надо привлечь Эфхенора и его сообщников к суду. Привлечь немедленно! Почему ты этого не сделал, Павсаний?
– Дело в том, что эта судебная тяжба неизбежно ударила бы и по Горго, ведь это ее рабыня подслушала разговор Эфхенора с одним из его приятелей, в котором шла речь об отравлении моего отца, – ответил Павсаний. – Показания рабыни не являются веским аргументом в суде, по законам Спарты.
Сознавая правоту Павсания, Еврибиад досадливо хлопнул себя кулаком по бедру. Действительно, показаниями невольницы вряд ли удастся припереть к стенке такую важную птицу, как Эфхенор!
Павсаний поднялся со стула и подошел к нише в стене, где стояла небольшая мраморная статуэтка Зевса.
Бросив многозначительный взгляд на Еврибиада, сидящего на скамье, Павсаний протянул руку, коснувшись беломраморной статуэтки царя богов.
– Я и без суда доберусь до убийц моего отца, – негромко и с угрозой в голосе произнес он. – Клянусь Зевсом, эти негодяи не уйдут от моего возмездия!