Последний старец
Шрифт:
— Неблагонадежный? — подсказал о. Павлу кто-то из слушавших его рассказ.
— Неблагонадежный! — подтвердил батюшка. Ставит о. Дмитрий точку на бумаге и подписывается: «Протоиерей Дм. Сахаров».
— Ладно. Прихожу к владыке, — продолжал свой рассказ отец Павел. — Подаю ему бумажку. Берет он и руки, читает. Потом меня спрашивает:
— Павлуша! А как у Вас с желудком, расстройства нету?
Я ему:
— Так нету пока, владыко.
— Так вот, Павлуша, когда Вас чего доброго припрет, этой-то бумагой воспользуйтесь.
— Владыко, благословите! — отвечаю. Преосвященный Исайя, управляющий Ярославской
Воистину Божий промысел соединил в Воскресенском соборе этих двух людей — недавно рукоположенного епископа и бывшего арестанта Павла Груздева. Владыка Исайя, много повидавший на своем веку, с первого взгляда определил в немолодом уже «каторжнике» истинного служителя алтаря Божия, и потом, в течение нескольких лет, когда решалась судьба Груздева, архипастырским своим попечением помог ему преодолеть все препятствия на пути к священству.
О том, каким напряженным внутренним трудом отмечены годы после возвращения из ссылки, свидетельствуют некоторые сохранившиеся тетради о. Павла, в которых по ночам — днем-то работал — писал он акафисты и молитвы, собирая тысячелетнее молитвенное наследство Русской Православной Церкви. Это было своего рода подвижничество — допотопным железным перышком, буковка к буковке, славянским шрифтом переписывать в тетрадь старинные тексты. До сих пор в доме Груздевых на ул. Крупской лежат в коробочке исписанные перья — «вон их сколько, осталось-то после батюшки…»
Как водил он этими перышками по бумаге, держа их в заскорузлых рабочих руках — а руки у него были настоящего работяги, крепкие, пальцы толстые — кто-то даже сравнивал их с руками крота. В своей рабочей бригаде КППБ, или горкомхоза, Павел Груздев внешне мало чем отличался от других.
«А что вспоминать? — недоумевают его сослуживцы, когда расспрашиваешь их о Груздеве, прославленном уже ныне старце. — Как приписки вместе делали, начальству очки втирали?»
«Вот так благочестие!» — скажет иной читатель.
«Так ведь семьи у всех, кормиться надо, — объясняет землячка Павла Груздева, работавшая с ним в то время в одной бригаде. — На работе что сплутуем, так все вместе, бригада дружная. А работал Паша хорошо — не уйдет, пока всё не сделает. Чаще всего дороги мостили из камня, камушек к камушку подбирали».
Как-то раз, будучи уже в сане архимандрита, отец Павел слегка даже похвалился: — А те камни, которыми я дорогу мостил, до сих пор в Тутаеве не шелохнутся!
То есть вот как крепко сделано!
И дорогу к Богу мостил он так же прочно — камушек к камушку.
Вся предшествующая жизнь о. Павла — «по монастырям да по тюрьмам», как говорил батюшка — научила его новой мудрости во Христе. Эта мудрость именно нашего двадцатого века — поэтому в деяниях подвижников былых времен не встретишь
О том, что еще до рукоположения своего в священный сан Павел Груздев обладал этим удивительным даром — какой-то высшей духовной деликатностью и тактом — свидетельствует следующий случай.
Как-то вечером после работы шел он берегом Волги к Казанскому храму на всенощную. Там откос высокий, заросший деревьями и кустарником. Миновал пристань и вдруг видит: на берегу в кустах пара любовью занимается. Она — из его бригады, а он — кладовщик. И они его увидели, смутились, вспугнул он их.
— Не обращайте внимания, — говорит им Павел и жест показывает характерный, рука об руку. — Сам на это иду.
А в действительности шел в церковь помолиться. Таков был о. Павел, лагерник и монах! Оставаясь внешне простым работягой, «Павлушей-арестантом», внутренне он был непостижим для многих.
«Кто поймет духовного! — восклицал апостол Павел. — А духовный видит всех».
Безошибочным внутренним оком присмотрел Павел Груздев невесту для своего младшего брата Шурки. Александр Александрович в 55-м году осенью вернулся из армии, пришла пора жениться — мать уже старая, в доме помощница нужна. Один раз идет Павел на Волгу прорубь чистить — экипирован как полагается, в шапке-ушанке, с пешнёй — а Нина, будущая его сноха, пришли на прорубь белье полоскать. Так и познакомились. Отец Павел сам и венчал их потом в Верхне-Никульском.
Со временем этот дар — благословлять браки — проявлялся в батюшке безошибочно. И если скажет, что ничего не выйдет: «Все равно жить вместе не будут» — то, как показала жизнь, так и случалось.
Зимой, бывало, не только проруби приходилось чистить, но и елку новогоднюю сторожить. В 50-е годы левобережье Тутаева считалось главной частью города-завода, на правой стороне еще не было. И вот на площади Ленина установят большую елку, украсят новогодними игрушками. В горкомхозе решают: кто пойдет сторожить? Конечно, Груздев! На Груздева положиться стопроцентно можно. Отец Павел наденет полушубок, веревкой подпояшется и до полуночи вокруг елки ходит. А хулиганья он не боялся нисколько. Да и хулиганство в те годы было редчайшим случаем.
Поозорничают иногда, особенно на Святки. На улице Крупской собралась как-то молодежь в компанию, взяли моду — то поленницу на праздник раскатают, то дверь снаружи палкой подопрут, а сами в окошко стучатся, дескать, открывай, хозяин! Вот ночью давай стучать к Груздевым, а дверь-то заперли. Стоят, ждут — что будет? А Павел вышел с заднего хода и так всю компанию расчихвостил, что мало не показалось.
«Нисколько он ничего не испугался, — вспоминает один из озорников. — Я, мать честная, шапку на уши поглубже натянул, чтобы не слышать, как он ругается. С тех пор как рукой сняло — никого мы уже не запирали».