Последний танец Кривой белки
Шрифт:
– С Мис-нэ ушел в страну духов.
Михаил, увидев перед собой лицо старика, отшатнулся и, упав на землю, прошептал:
– А мне что делать, шаман?
– Сам выбирай, - улыбнулся он, - продолжить его дорогу или гоняться за дождевыми пузырями, пытаясь проткнуть их, чтобы они исчезли.
– Но это невозможно и глупо, - глотая слюну, чтобы хоть как-то
– Да?
– с удивление, полуобернувшись к Михаилу, прошептал шаман.
– Но я не хочу быть убийцей и шарлатаном.
– Не понял?
– лицо шамана сменилось лицом Виктора.
– Это ты меня шарлатаном назвал?
– Ой, - испугался Степнов.
– Витя, но ты же, именно, ты привел сюда Свала с его убийцами.
– И что, Мишенька?
– Но они же должны ответить перед судом!
– Каким?
– нагнулся как-то необычно плечом Муравьев.
– Ну, - Михаил развел руками и, понимая, что начинает по привычке противоречить себе, стушевался и сказал.
– Ты, наверное, прав.
– Твоя беда, что ты веришь в слово, только не понимая, чье оно, - улыбнувшись, моргнув глазом, прошептал Виктор.
– Но волка кормят его зубы и его сила. А человека?
– Я не понял, - с трудом глотнул слюну Михаил.
– А человека?
– теперь лицо Виктора сменилось на женское.
Михаил, увидев его, вздрогнул с испугу. Теперь перед ним было лицо погибшей жены Муравьева. Но и оно тут же переменилось, и перед ним уже была его жена, уставшая, бескровая.
– Настя!
– вскрикнул он.
– Ты всегда был на краю пропасти и боялся с нее упасть. Не бойся этого, ведь они еще больше боятся, чем ты.
– Кто?
– Ты все еще боишься?
– лицо дочурки, сменившее лицо жены, вопросительно смотрело на папу.
– Тогда пошли к нам.
– Доча, доча, а ведь они...
– Папочка, папочка, - ухватив Михаила за мизинец, закричал сын, - пошли с нами. Зачем судишь их?
– А кто, кто это сделает, сынок, - обнимая Сашу, - всхлипнул Михаил.
– Я еще ничего не сделал, это, это...
– А кто ты?
– старик-белка
– Не бери на себя не свое. Я не Бог, у него проси разрешения.
– Что?
– закричал Михаил.
Холодная, как лед, слеза, покатившаяся по лицу, тяжесть на сердце, нехватка воздуха...
Теряя сознание, Михаил пытался, что есть силы, превозмочь свое бессилие, чтобы ухватиться за плечо растворяющейся в воздухе, как дымка, жены с детьми...
– Настя, Настя!
– кричал он задыхаясь.
– Юля, Саша, Настя...
– Ты еще не закончил свой путь-ц-ц-ц, - прошептала нагнувшаяся над Михаилом большая белка.
– А поэтому и не торопись, так как не заслужил ни того, ни другого мира. Живи и ищи-ц-ц-ц, ищи, ици, и-си-ци, - голос белки стал превращаться в эхо и уходил как волна, оставляя после себя рябь.
– 4 -
Холодный воздух заставлял Михаила сохранять уходящее тепло. Ища рукой одеяло, чтобы натянуть его на себя, он открыл глаза, и тут же с испугу отпрянул назад, увидев заросшее лицо ханта. То, что это был сам Яшка Рыскин, он не ошибся.
Тот широко улыбаясь, сказал:
– Пора, пора Миска, просыпаться. Кузя за тобой пришла, не отдает он нам тебя.
– Да, да, - щуря глаза, протер рукой сухие губы Михаил.
– А где Витька?
– Ушел он к Мис-нэ. Сам знаес. Он и мне так сказала, когда тебя я забирала с Яшкой. Он меня и привел к тебе, Вот так, Миса. Иди с нами...
– Виктор?
– удивился Михаил и, трогая свою бороду, все никак не мог понять, откуда она взялась.
– Седой ты стала, Миса. Саман тебя забрала, потома отдала нам. Во льду ты была, как сосулька, - сжав губы, покачал головой Яшка.
– Когда я тебя забирала, он белкой пришла и сказала, чтобы ты помнила его последняя слова его. Что она тебе сказала? Скажи!
– Нужно вспомнить, - прошептал Михаил, чувствуя, как тяжело ему удерживать открытыми глаза. - Кажется "Живи и иди"...