Последний трюк каскадера
Шрифт:
— Вот именно, кто? — повторяет Ришар.
— Ваш конь, — замечает Дре. — Я бы пошел. Вы позволите? Он передвигает фигуру на доске.
— Браво, — соглашается Ришар. — Так вернемся к госпоже де Шамбон. Может, она с приветом?
— Может, и с приветом, только хитрюга. Ее последнее открытие… о, уверяю вас, чего-нибудь да стоит!…
Представьте себе, она снимает трубку, но не для того, чтобы звонить мне, — я для нее мелкая сошка, — а для того, чтобы побеседовать с начальством, которое не решается послать ее
— Так что это за последнее открытие?
— Она вбила себе в голову, что в Братскую помощь звонил не ее брат. Ришар задумчиво скребет подбородок черным слоном.
— Не понимаю.
— Что тут непонятного? Очень даже понятно. И вовсе не глупо. В самом деле, человек из Братской помощи слышал голос, но ведь он не знает, какой именно голос у Фромана. Это мог быть чей угодно голос.
— Вы хотите сказать, что…
— Не я хочу сказать. Она!… Она хочет сказать, что ее брата могли убить, а потом позвонить от его имени.
— Придумано ловко, — допускает он. — Один такой ход, и мне шах и мат.
— Каким образом?
— Ну конечно! Если все происходило так, как она предполагает, преступление было преднамеренным. Трудно представить себе таинственного убийцу, вошедшего через застекленную дверь и сымпровизировавшего подобную сложную мизансцену. Следовательно, преступник — кто-то из проживающих в замке. Но Иза была у друзей, Шамбон в кино… Остается… да, черт возьми… остаюсь я… Она клонит именно к этому, старая кляча.
— Вы быстро соображаете, — замечает Дре.
— Представьте, я знаю, сколько будет дважды два, и знаю, что она меня терпеть не может. И вот доказательство.
— О, доказательство! Вы явно торопитесь! — Комиссар полиции по горло сыт ее домыслами, но городские власти рядом, и комиссару очень хотелось бы положить конец разговорам о деле Фромана. — Моя задача состоит в том, чтобы управлять старой дамой, сказав ей примерно следующее: «Нам это тоже приходило в голову, но только не надо, чтобы преступник о чем-нибудь догадывался. В настоящее время мы разыскиваем магнитофонную запись голоса господина Фромана. Когда мы найдем кусок пленки (а он ведь часто выступал), мы дадим его прослушать сотруднику Братской помощи.
— Вы серьезно?
— Ну а как же! Просто надо выиграть время. Ришар жадно затягивается.
— Заметьте, — говорит он. — Все это мне абсолютно безразлично. Даже скорее забавно. На вашем месте я согласился бы с версией преступления.
— Э, тихонько! Ни звука, ни слова. Будем помалкивать. Это, кстати, в ваших интересах.
Он надевает плащ, кашне, слегка надвигает набок шляпу, протягивает палец к шахматной доске.
— Продолжайте играть. Белый конь, да… против черного слона.
— Из вас вышел бы хороший партнер, — замечает Ришар.
Не могло быть и речи о том, чтобы я присутствовал на бракосочетании.
— В конце концов, — кричал он, — сделайте что-нибудь, черт возьми! Вы ведь еще имеете на нее какое-то влияние. Запретите ей принимать предложение дяди. Это чудовищно! Вы-то прекрасно понимаете, что он ее покупает. Если бы я был на вашем месте…
— Ты бы его убил? — подсказывал я. Он смотрел на меня растерянно, однажды даже заплакал.
— Да, я люблю ее. Вы правы… Ничего не могу с собой поделать. Я словно не жил до сих пор. Вот вы, Ришар, вы когда-нибудь любили?
— Мне кажется, да.
— И вы уже не помните, что с вами было?
— Нет. Знаешь, все идиоты одинаковы.
— А теперь вы выздоровели.
— Я не выздоровел, я умер. Шамбон скривился.
— С вами невозможно серьезно разговаривать. Вы не хотите мне помочь?
— Все очень просто, малыш Марсель. Давай его укокошим. Нет, я не шучу.
Вот что значит играть по крупному. Надо дать рыбке попасться на крючок, а потом уж дергать леску. Шамбон ускользал. Мне оставалось ждать. Два или три дня спустя он сообщил, что у него с Фроманом была бурная сцена.
— Я категорически отказался присутствовать на церемонии. Сказал ему, что он выставляет себя на посмешище перед всем городом, а Иза по его милости выглядит интриганкой — ничего себе пара! В общем, наорал на него так, что он стал мне угрожать. «Если ты сию минуту не замолчишь, я дам тебе пощечину». Так и сказал. Но если бы он меня ударил, я бы избил его в ту же секунду, клянусь вам. Что он о себе возомнил?
— А что мать?
— В кои-то веки на моей стороне.
— Ты доволен?
— Когда выговоришься, легче на душе.
— Согласен! Но что это меняет? А? Ты бы признался Изе, что без ума от нее, — как знать, может, в последний момент она и отказала бы Фроману.
Молчание. Я нахожу эту минуту столь же упоительной, как и те лучшие мгновения, которые выпадали на мою долю. Шамбон бледен как смерть. Он взвешивает все «за» и «против» по привычке примерного бухгалтера. Наконец решается:
— Вы не могли бы поговорить с ней?
— Ты что, смеешься?
— Ничуть. Только начните. А потом… потом… думаю, я выпутался бы. Впрочем, нет. Все кончено. Вы правы. Я слишком долго медлил.
Он уходит, как и пришел, бормоча что-то себе под нос, в совершенной растерянности. Я тут же вызываю Изу, кратко пересказываю разговор, по крайней мере то, что ей положено знать.
— У него земля уходит из-под ног. Не удивляйся, если он выкинет какую-нибудь глупость.