Последний Вардог
Шрифт:
Как будто юмор — это такое же чувство, как обоняние и слух. Я знаю только, что смешное и веселое — это две разные вещи. Вардоги понимают, что такое веселье. Мы гоняемся за вещами. Мы боремся в грязи. После борьбы в грязи мы принимаем ванну. Все это весело.
Однако шутки — это не веселье. Это просто слова, которые не означают того, что означают эти слова. Для людей шутки — это махнуть рукой и притворяться, что бросаешь мяч. Для вардога это означает, что ты придурок. Повелительница стаи Ахирра никогда бы не
Еще больше крови стекает по моим пальцам, и я понимаю, что ошибаюсь. Я все еще не понимаю. Понятия — в отличие от реальных вещей — сложны для вардогов. Хотя я не могу сделать его реальным, я знаю, что мир существовал до меня и, скорее всего, будет существовать и после моего ухода. Если время будет продолжаться без меня, значит, я его еще не исчерпал.
— Время уходит от меня, — поправляю я.
Наставница Ахирра качает головой и кривит губы, как она делает, когда я говорю что-то смешное.
— Мой философский друг, Самый темный оттенок серого.
Она и раньше меня так называла, но если шутки притворяются, что бросают мяч, то философия гоняется за несуществующим мячом. Это бессмысленно. Думаю, имя — это еще одна шутка, слова не означают того, что они означают.
— Время нас обоих поджимает, — добавляет она
Я раздуваю ноздри, вдыхая множество ее ароматов. Пот и усталость. Мясо, которое она ела вчера. Она устала, ей грустно — и от этого мне хочется завыть от боли, но она не истекает кровью.
Наставница Ахирра отказывается от поисков лучшего оружия. Взяв в руки копье, она направляется к двери.
— Пойдем, покажем на что мы способны.
Я крадусь за ней, насторожив уши и глаза. Идти больно. Дышать больно. Я так устал, что хочу только лежать, пока оставшееся время утекает между пальцами. Я следую за ней, потому что не могу не следовать за ней и потому что, если меня не будет рядом, чтобы защитить ее, это не сделает никто другой.
И я вынесу любую боль, чтобы этого никогда не случилось.
Мы проходим через брошенный госпиталь. Здесь остались только мертвые и те, кто не переживет отступления. Вардог, растянувшийся на койке, замечает нас, и ее хвост подергивается в полузабвении. Ее мех — тысячи оттенков серого, она вдвое меньше меня и вдвое быстрее. Или была такой до того, как колдун испепелил ее огнем. Теперь от нее остались угли, зажаренное мясо и мускулы. Удивительно как она еще дышит.
Она оскаливает зубы в гримасе боли, а затем убирает их.
— Самый темный оттенок серого, — зовет она меня, голос слабый.
— Танцующая Эш, — отвечаю я, используя ее полное имя.
— Возьми меня с собой! Я могу сражаться.
Я смотрю на повелительницу стаи Ахирру, и она качает головой. Я знаю, что она права, но все равно мне больно. Танцующая Эш, — как тень вардога, ноги почернели от костей.
— Тогда оставьте мне оружие.
Я поднимаю с пола копье и протягиваю ей. Она принимает его, крепко сжимая оставшейся рукой.
— Первых двух, — говорю я.
— Троих — поправляет она. — Может быть, четырех.
Это не бравада. Она сделает это или умрет в попытке. Я верю ей.
Не продержится и ночи.
Я выхожу вслед за наставницей Ахиррой на улицу. Западное небо пылает там, где колдуны подожгли земли. Пепел и яркие искры танцуют мимо меня, как когда-то моя подруга, и мне хочется, чтобы она была здесь и увидела это в последний раз. Несколько человек, спотыкаясь в темноте, бегут мимо нас в замок. Те, кто видит меня, отшатываются. Большинство из них слишком погружены в свои страхи и несчастья, чтобы заметить умирающего вардога. Маленькая девочка, которую мать держит на руках, смотрит на меня. Ее измазанное сажей лицо ухмыляется, и она протягивает в мою сторону пухлую ручку.
— Щенок! — радостно кричит она. — Большой щенок!
Я хочу пойти с ней. Я хочу убить все, что посмеет угрожать этой крошечной жизни. Это мой город. Это мой народ. Все они моя семья.
— Идем, — говорит наставница Ахирра. — Их основные силы будут использовать большие улицы, но и по задним переулкам их будет немало.
Я смотрю в ту сторону, куда ушла девушка, а затем следую за своим наставником. Мы проходим между пустыми домами и витринами магазинов, которые поспешно очищают от ценностей. В воздухе пахнет смертью, в нос ударяет запах горелого дерева и плавленого камня. Звон стали о сталь и крики умирающих говорят о том, что враг близко.
С тех пор как пала стена, я не слышал ни единого шепота песни вардогов. Тревожный знак.
И тут я улавливаю этот самый мерзкий из запахов. Это болезнь, воздух наполняется пронзительным хаосом. Сюда идет колдун. Это мужчина. По запаху его пота я понимаю, что еще несколько часов назад он был молод, а теперь шаркает, как старик. Он тратит себя на служение своей церкви, подпитывая свою нечистую магию собственной жизненной силой. Тело ослабло, он обмочился, потерял контроль над кишечником.
— Повелительница стаи, — прорычал я. — Колдун!
Она издает звук "тсссс!" и указывает на дом, а я выбиваю входную дверь с петель. Мы входим внутрь, приседаем в темноте и смотрим на улицу. Копье в одной руке. Боевой топор в другой. Я вдыхаю свой город и слушаю.
Кап-кап-кап. Кровь течет быстрее.
Этот звук сапог по камню. Стена пала, но это не марширующие завоеватели. Они крадутся из угла в угол, зорко высматривая опасность.
И еще один звук. Резкий скрежет черного стекла.