Последний ветер

Мышкин Евгений

Когда Тотль начал говорить, все замерли. Время будто остановилось и загустело. Все со смесью удивления и страха смотрели на большого светловолосого чужака с белой кожей. В руке его была окровавленная костяная дубина.

– Я убил вашего Н'ха. А теперь - ваш черед отправляться на мясо!

Ещё пару секунд прошли в замешательстве, и только тогда первые смельчаки бросились на Тотля. Несколькими размашистыми ударами он отправил их в небытие. А потом на него обрушилась целая волна дикарей. Все вперемешку: молодые и старые, дети и женщины.

Женщина бежала на него

с голыми руками. Она кричала, и Тотль увидел, что зубы её были заточены под клыки. Вкупе с безумными глазами она выглядела бы довольно угрожающе. Только не для Тотля. Он ушел в сторону, развернулся, и наотмашь ударил её прямо в открытый рот, краем глаза заметив, как нижняя часть лица превращается в кровавое месиво из губ, остатков зубов и разорванного языка.

Мужчина, вооруженный коротким мечом, собранным из заточенных позвонков, скрепленных меж собой железным остовом, попытался достать до лица, но только лишь немного задел скулу. Двигался он проворно, но Тотль в какой-то момент этой пляски достал его ударом кулака в лицо. Он выронил меч, и Тотль, поймав его в полете, пронзил грудь дикаря насквозь.

Подростки налетели толпой. Они отчаянно жалили Тотля ножами, словно стая диких озлобленных пчёл. Их совершенно не волновало то, что с каждой секундой их число стремительно сокращалось. И в своей ярости они были совершенно безумны.

Тотль не знал, сколько продолжалась эта бойня. Когда костяная дубина раскололась надвое, и пришла в полную негодность, он начал орудовать голыми руками. Периодически он вытаскивал из себя ножи и заточки, и вбивал их в тела врагов. В какой-то момент он понял, что всё кончено. Разбросанные тела, стонущие ещё живые люди, и дети. Никто не нападал просто потому, что было уже некому.

Особо глубокие раны Тотля ещё болели. Остальные оставили только пятна крови на белых одеждах. Рубаху и вовсе впору было выбрасывать.

Тотль встряхнулся, и постарался прийти в себя. Он огляделся и попытался прикинуть, сколько людей он сегодня убил. Много. Сотню с небольшим.

Несколько детей, совсем маленькие, прятались в хижине, прижавшись друг к другу. Тотль зашел внутрь а они даже не вздрогнули. Шок от происходящего намертво парализовал их. Тотль опустился перед ними на колени и сказал:

– Простите меня...

А после перерезал им всем глотки.

Полуденное солнце нагоняло на этот край безжалостное марево. И к завтрашнему дню на тухлое мясо слетится вороньё, а следом и прочие падальщики.

Перед тем, как покинуть это место, Тотль поджег несколько домов и древо костей. Он так и ушел, ни разу не обернувшись. Роща занялась следом за поселением, и через пару дней от этого места остался только пепел, и воспоминания. Он шел до самого заката не останавливаясь, и не поднимая головы. Когда на небо взошла первая луна, Тотль рухнул на колени и заплакал.

Он думал о том, что не подозревал о цене, которую ему предстоит платить за спасение Тэйи. Сотни человеческих жизней. И непосредственно этих людей убил не его безумный брат, а только лишь он сам. Стоит ли одна-единственная жизнь тысячи других? И сколько ещё их будет? Только если уж ты обещал жертву - плати. И плати ровно до того момента, пока не расплатишься. Хоть бы и самим собой.

Тотль искренне оплакал этих людей. Это отнюдь не было оправданием,

но больше он сделать ничего не смог. И сейчас он задумался о том, что где-то очень далеко Проклятый проснулся и сейчас пребывает в ярости от того, что его лишили жертв. И он определённо знает кто это сделал. Теперь за Тотлем начнется настоящая охота. Проклятый знает где он, и пустит по его следу Ллотра. Словно безумную цепную собаку, учуявшую запах крови. Тотль подумал о том, что готов к любому исходу этой охоты.

* * *

Эта пещера, ставшая ему очередным пристанищем, была грязной, сырой и ветреной. Снег понемногу сходил, но ночи ещё держали остатки слабого мороза, тянущегося внутрь. Ллотр всем нутром ненавидел холод, и старался постоянно поддерживать огонь. Дрова были сырыми и коптили горьким дымом с привкусом горелого мха. Впрочем, ему было плевать на дым - главное, что теплее, чем на улице.

Совсем недавно его глаз начал медленно регенерировать. Несколько недель он просто безумно болел. Затем боль утихла, и состояние выздоровления просто остановилось. На исходе третьего месяца, глаз начал неутомимо чесаться. Эта чесотка сводила его с ума не меньше, чем видения, приходившие к нему время от времени. Ллотр силился, но так и не смог понять, что из увиденного произошло, или произойдёт на самом деле.

Как-то раз он попытался сунуться в Поток, чтобы понять, можно ли, и насколько верить видениям, которые мучили его словно посттравматический синдром. Ллотр сложил огромный костер, разогнавший мрак пещеры по углам, и принялся медитировать. Как только он увидел спираль потока (для Ллотра поток был огромной спиралью, скручивающейся подобно Большому Сжатию) он сделал уверенный шаг прямо в неё. И тут произошло то, чего он не ожидал. Спираль взорвалась огромным радужным фейерверком. Его сознание выбросило наружу, заодно разметав костер изнутри. В ушах стоял звон, а перед глазами плясали радужные пятна. Поток, словно магнит, оттолкнул от себя живое существо, со схожей полярностью. Ллотр ругался и клял Проклятого за его "подарок".

Проклятый, словно слыша это, спустя пару месяцев явился к нему в огне.

Ллотр увидел в пламени, как его братец убивает людей, поклонявшихся Лису. Далеко отсюда. Далеко на юго-востоке, там где короткое море сменяет степь и горные холмы. Он видел огонь и смерть, древо костей, а потом - только пепел, развеваемый ветром.

– Отправляйся за ним!

– Чёрта с два!
– Сказал Ллотр.
– У меня ещё глаз не зажил.

– Твой глаз заживет через месяц. К тому моменту ты ещё не нагонишь брата. Собирай вещи и отправляйся за ним. Только в этот раз заставь его привести тебя к девчонке.

Огромная тень с глазами цвета палой листвы перестала плясать в огне, и через секунду присутствие Проклятого исчезло.

– Братец ответит за свои поступки. Он будет страдать за них. А потом, когда он приведет меня к сестре и ребенку, я убью его прямо на их глазах...

Дальше он начал бормотать нечто неразборчивое, а потом и вовсе умолк, увлеченный процессом осмотра и упаковки ножей. В ту же ночь он отправился в то место, которое показал ему Лис. В ночных сумерках постепенно таял черный силуэт с душой, не менее светлой, чем окружающая его непроглядная тьма.