Последний воин. Книга надежды

Афанасьев Анатолий Владимирович

Предвкушение выстудило боль из брюха, и хан поглядел на замершую, согбенную фигуру старца подобревшим взглядом.

— Приблизься, Хамид. Я не сержусь. Ты и впрямь не виноват, что голова твоя к старости превратилась в пустую тыкву. Вот сейчас мы проверим, осталась ли в ней хоть одна здравая мысль. Скажи, что ты думаешь о диком россиче, который прячется от меня в горах?

Хамид смиренно сложил руки на груди, стараясь предстать пред ханским взором мелкой букашкой, ползущей по складке шатра.

— Я слышал о нём разное…

— Ну!

— Он появляется, где захочет, и по следу его тянется беда. Большие

воины пали от его руки, а сам он неуловим. Его никто не рассмотрел так, чтобы запомнить. Это наводит на дурные подозрения. Ты говоришь, он прячется от тебя, а вдруг, напротив, он ищет встречи с тобой?

Амин от изумления приподнялся:

— Уж не пугаешь ли ты меня, пёс?

— Предостерегаю, ты должен мне верить. Ибо понимаешь: моё благоденствие держится на ниточке твоей жизни.

— Ты сошёл с ума, бедный старик! — хан засмеялся с натугой. — Теперь я вижу, на тебя нельзя сердиться. Боги отняли у тебя разум. Что изрыгнул твой поганый рот? Мне, прошедшему как сквозь масло чрез росские земли, надо остерегаться скитальца, обуреваемого жаждой мести? Уж не посоветуешь ли ты отдать ему то, за чем он пришёл? Говори, я не трону тебя.

Хамид ответил уклончиво:

— Иногда бешеный пёс опаснее стаи волков, и разумно бывает обмануть его, бросив кость, за которой он гонится. Не только жажда мести привела его к нам, но и любовь. Когда эти чувства сливаются воедино, человек способен на чудеса. Духи способствуют ему.

Амин задумался.

— Чем сильнее враг, тем сладостнее победа. А ты видел эту женщину?

— Да, повелитель. В ней нет ничего особенного, но она свежа и красива. Как и тебе, мне трудно представить, что творится с рассудком человека, когда он совершает безумства ради обладания самкой.

Щёлочки ханских глаз раскрылись шире, ледяная, презрительная усмешка осветила их:

— У меня в шатре, вот на этом ковре, она долго сопротивлялась, чем доставила мне удовольствие. В ней есть такое, что тешит не только руки, но и сердце. Я остался доволен ею. Почему я должен дарить её безумцу? Вдруг мне придёт охота ещё позабавиться с нею, — хан рыгнул. — Ты не представляешь, как весело обладать женщиной, которая тебя ненавидит.

— И всё же лучше бы тебе избежать встречи с ним.

— Ты мне надоел. Пошёл прочь, пёс! — взъярился хан.

Старик истаял в мгновение ока.

Гнусное, нелепое предостережение. Но хитрость старика понятна. Предостерегая, он ничем не рискует. Будет несчастье — Хамид его предвидел. Ничего не случится — хан скорее всего лишь посмеётся над его бреднями. Не первый раз тщедушный прорицатель использует его доверчивость, но всему есть предел. Он внёс смуту в душу владыки и уменьшил радость предстоящей охоты. Поглядим, седобородый мошенник, какое предсказание ты изречёшь, когда глаза твои полезут из орбит…

Ущелье, куда загнали Улена, было капканом, и хазары вздохнули с облегчением, когда неистовый россич туда влетел. В этом был виден перст судьбы и её издёвка. Несколько дней боевые отряды преследовали смельчака по степи, ловко отрезая удобные дороги, тесня к горам по всем правилам большого гона, но было в долгой облаве что-то такое, что наводило на опытных гонщиков страх. Их было много, умелых, вооружённых людей, а он один; в любой час они могли назвать место, где он находится, а выходило так,

что за всё время лишь изредка им удавалось засечь тень удивительного всадника и уловить чутким слухом топот копыт его коня. Всё это заставляло охотников сдерживать пыл погони и быть предельно осторожными. Кому помогают духи, против того бессильно целое войско. Они хорошо это знали, и потому, когда удалось, наконец, заманить его в ущелье, из многих глоток вырвался возглас ликования, подобный скрипу деревьев при грозовом порыве ветра. Поспешили послать гонца к хану с доброй вестью. Но не нашлось отчаянного, кто бы сунулся следом за беглецом в узкий проход, да этого и не требовалось. Начальнику облавы, многоопытному Урде, было указано сберечь россича живым. Он догадался: владыке степей пришла в голову блажь потешиться пленником.

За эти дни тысячник Урда тоже испытал некоторые сомнения, коими не хотел ни с кем делиться, он не завидовал хану. С Амином у него были давние счёты, он уже не надеялся свести их при жизни, но теперь, возможно, сама судьба оплатит за его обиды. Амин великий воин, это так, но когда в человеческие дела вмешивается небо, только дурак возьмётся подсказывать исход. С гримасой отвращения Урда пересчитал на пальцах, какой урон нанёс войску дерзкий россич, и в груди у него возникло тёплое облако. Конечно, его собственная воинская гордость была задета, и он сам не прочь был поставить ногу на грудь поверженного злодея, но не мог препятствовать желаниям хана.

Пока ещё чужеземец не был пленником в прямом смысле слова. И это хорошо. Не униженное пыткой достоинство заставит его в решающую минуту показать всё, что дала ему природа для главного мужского дела.

С вечера у двух входов в ущелье хазары разожгли столь обильные костры, будто там прятался не одинокий, приговорённый к смерти человек, а стая драконов.

Хан Амин прибыл на другой день, близко к полудню, во главе пышной кавалькады приближённых. Урда, поскакавший навстречу с конвоем, дабы отдать высокому гостю положенные почести, оглядывал всю эту шушеру, окружавшую хана, с высокомерием истинного степняка, напитавшегося силой из сосков полудикой кобылы и взрастившего дух с острия копья.

— Давно не было у нас весёлой охоты, — по-братски обратился к нему Амин. — Ты не находишь, Урда, что после последнего похода твои воииы отрастили слишком большие животы? Непозволительно долго вы загоняли этого болотного зайца. Где он?

Урда ответил, но Амин остался недоволен.

— Ты должен был подвести его к нам на аркане, а он сидит в клетке, откуда его ещё надо вытаскивать за уши… Придётся тебе самому сходить за ним, но сперва… — Он с жёсткой усмешкой поведал, какую замыслил потеху.

Урда нахмурился, рухнули его тайные надежды. Хан не намерен рисковать. Это будет натуральная казнь, но длительная и изощрённая. Десять быстроногих воинов примут в ней участие, а хан лишь избавит россича от мучений. На что он надеялся? Где это слыхано, чтобы всевластный хан скрестил копьё с безродным пришельцем? Видно, желание видеть владыку униженным помутило рассудок Урды.

— Ты всё понял, доблестный Урда? — с издёвкой спросил хан, знаком приглашая свиту удостовериться, как ему трудно объясняться с безмозглым воякой. Свита ответила сдержанным смешком, и Урда, скосив глаза, попытался запомнить, кто веселится больше других.