Последний вздох
Шрифт:
Он сел и протянул руки, и она рухнула прямо ему в объятия. Он поцеловал ее, и, хотя у него все еще был привкус бассейна и всего этого кошмара, она погрузилась в поцелуй, потому что за ним был Шейн, он был жив, он жив.
И она тоже.
Она осознала, что он дрожал, но при этом пытался утешить ее успокаивающими поглаживаниями по спине, нежным прикосновением к ее лицу.
Никто не пытался заговорить.
Майкл пронес Еву мимо них. Ей на шею была наложена толстая
Он казался почти таким же хрупким, какой была Наоми, но он всё равно держал ее на руках.
— Что мы собираемся делать? — прошептала Клер. — О Боже, Шейн, что мы можем сделать?
Он покачал головой, вздохнул и прижался губами к ее волосам в нежном поцелуе. — Мы победим, — сказал он. — Это наш единственный выбор. Я не знаю как, и я не знаю какой ценой это будет достигнуто. Но мы победим.
— Да. — Голос был хриплым и тихим, но принадлежал он Оливеру. Он стоял в дверях, и Амелия все еще была у него на руках. — Теперь нет никакого выдора. Мы воюем с ними за Морганвилль. За всех нас. — Он посмотрел на Амелию. — И цена будет высокой, мистер Коллинз. Она действительно будет очень высокой. А теперь пошли. Здесь будет не безопасно, да и солнце восходит.
Клер не хотелось вставать, но она именно так и поступила, и помогла Шейну. Оливер смотрел на них мгновение, потом покачал головой.
— Что? — спросил Шейн.
— Я совершенно не понимаю людей, — сказал он. — Почему вы делаете это для нас?
Шейн обменялся взглядом с Клер, и пожал плечами. — Это должно быть сделано, — сказал он. — И вы нужны нам, чтобы остановить Амелию от вытаскивания чеки из бомбы Морганвилля. Она собирается убить нас всех.
Оливер вздохнул. — А с чего ты решил, что я этого не сделаю?
— Потому что ты боец, — сказал Шейн. — Как и я. И теперь ты у руля.
— О, поверь мне, тебе это не понравится, — сказал Оливер с его легким старым кислотным тоном. — Мы даже не начали бороться.
— Хорошо, — ответил Шейн. — Потому что насколько я могу сказать, нам надрали задницы и я устал от этого.
Оливер медленно, странно улыбнулся. — Я тоже, — сказал он. Он повернулся, чтобы уйти и сказал пренебрежительным тоном, — Спасибо.
Он ушел прежде, чем Шейн смог сделать какое-то остроумное замечание. Как, Клер могла сказать, он и собирался поступить.
— Не надо, — предупредила его Клер и приложила
— Хорошо, — сказал он. Он встретился с ней глазами, и в этот момент, она могла видеть абсолютно все в них. Все, что он чувствовал. Весь страх, гнев, ужас и решимость.
И любовь. Так много любви.
— Солнце поднимается, — сказал он. Она моргнула и поняла, что за открытой дверью Передвижной станции появился розовый румянец на горизонте. Новый день.
Возможно последний день.
Он взял ее за руку и повел ее туда, и, несмотря на все, несмотря на тишину и опасность, и все, что она знала, Клер сделала глубокий вдох свежего, чистого воздуха и подумала, Мы победим. Мы должны победить.
И стоя там с восходом солнца, нахлынувшим на них, отгоняя облака, она думала, что возможно, просто может быть, это было возможно.
— Подожди, — сказал Шейн и потянул ее, когда она пошла следом за Майклом, который уже добрался до теней, ниже по тротуару. — Клер.
— Мы не должны здесь оставаться, даже после восхода солнца. Драуги…
Он положил руки по обе стороны от ее лица, посмотрел на нее сверху вниз, и сказал, — Я хочу, чтобы ты поняла кое-что. Я ненавижу это место. Я ненавижу Moрганвиль. Я ненавижу вампиров. Но, клянусь Богом, я буду бороться до последней капли моей крови за Майкла и Еву, и за тебя. Ты понимаешь? Если ты хочешь убежать, если ты хочешь уйти прямо сейчас, я пойду. Но я не хочу уходить без тебя.
— Если мы убежим, что тогда помешает Оливеру убить всех? — спросила она его. — От выполнения того, что сделала бы Амелия?
— Господи, Клер… перестань думать о них. Думай о себе. Только о себе.
— Я так и делаю, — сказала она. — Я не могу столкнуться с трусостью. Не в этот раз.
— Тогда мы останемся, — сказал он. — И когда мы выберемся из этого… и мы выберемся из этого… я хочу, чтобы ты мне пообещала одну вещь.
— Какую?
Он сглотнул, и несколько неуверенно переступил с ноги на ногу, а потом сказал, очень тихо, почти касаясь своими губами ее, — Пообещай мне, что ты станешь моей женой. Не сейчас. Когда-нибудь. Потому что мне нужно знать.
Клер почувствовала трепет внутри, словно птица пыталась взлететь, и прилив тепла, вызвавший головокружение. И что-то еще, что-то хрупкое, как мыльный пузырь, и просто прекрасное. Радость, посреди всего этого ужаса и горя.
— Да, — прошептала она в ответ. — Я обещаю.
И она поцеловала его, и целовала его, и целовала, пока не взошло солнце, заливая Морганвилль последним, сияющим днем.