Последний вздох

Михайлова А. Ю.

Музыкант тут же оборвал рукопожатие и, не оборачиваясь, вышел из ванной. Мокрая одежда, сковывающая движение сильно раздражала, потому первым делом он решил избавиться именно от нее, а уже потом идти и убирать устроенный им кухонный хаос.

Поздно он вспомнил, что из запасного у него только оставленные кем-то в Форде шорты. Они должны были подойти по размеру, но вот с другим все было более проблематично. Джимм угонял из Буффало только с тем, что было в его брошенном любимом «Мерсе». Естественно тогда его мало заботила одежда или еще что-то, потому что первоочередным все же являлся быстрый перехват и спасение Сэм, а не какое-то там удобство. Мужчина скептично осмотрел подаренный судьбой предмет одежды — яркие шорты с гавайскими мотивами. Та еще хрень, но не ходить же ему по дому голышом. Это как-то неэтично. Вздохнув и изрядно попотев, ему все же удалось напялить цветастое чудо, которое неудобно давило в бедрах, но (алиллуя!) оказалось достаточно свободным, длиной чуть выше колен.

— И так сойдет, — буркнул Бротт, аккуратно развешивая на перилах второго этажа мокрую футболку, джинсы и трусы.

Босыми ногами прошлепал на кухню и присвистнул. Если Руп вернется в такой срач и увидит раны Сэм, то точно решит, что, пока его не было, они решили устроить потасовку.

Вампир в который раз за последние полчаса посмотрел на свою правую руку, где еще недавно была кровь Саманты, пока он, трясясь от жажды, не смыл

ее. Получилось. У него вышло не сорваться. Хотя чего было проще поднести конечность к губам и всего раз лизнуть, но Джимм решил, что лучше лишний раз даже не думать об этом, ибо кто знает, что могло с ним случиться впоследствии.

Сэм снова навзрыд начала плакать в его сознании, связанная и испуганная.

Этернель мотнул головой, прогоняя всплывшее в памяти видение.

Мужчина, как мог быстро, убрался на кухне и, пуская слюни, вынес все окровавленные салфетки из дома, а теперь стоял, задумчиво глядя на бурление воды в электрическом чайнике. Наверное, девушка уже спала, но все же Джимм решил сделать хоть что-то. Сделав мысленное усилие, Бротт попытался проникнуть в голову Сэм и к удивлению понял, что девушка еще не спит. Образ был нечеткий, смазанный, но то, что глаза ее сейчас открыты, басист не сомневался.

Аккуратно постучавшись в дверь и услышав тихий голос Саманты, Джимм осторожно заглянул в комнату девушки.

— Сэм, мне показалось, что было бы не плохо тебе попить чего-нибудь теплого. Поэтому, — он улыбнулся и показал в щель, через которую разговаривал с ней, кружку с напитком и печенье, — тут какой-то травяной чай, который Руперт взял в магазине, и овсяное с шоколадом. Будешь?

— Проходи, — кивнула девушка, наблюдая за тем, как Джимм входит в ее комнату. Саманта куталась в кофту, которую, слава богу, не оставила дома, понадеявшись на все еще стоящую, несмотря на конец лета, жару. Сейчас теплая вещица была кстати, впрочем, как и длинные спортивные черные штаны с махровыми носками, также лишь чудом оказавшимися в сумке. — Я как раз хотела спуститься вниз и поставить чайник, но услышала, что ты идешь наверх, — Сэм пожала плечами. — Садись, — указала она на кровать рядом с собой. Девушка все еще ощущала себя довольно странно. Казалось, всего несколько мгновений назад она вышла из себя, и все это закончилось обидной ссорой, а в следующий миг Саманта уже была насквозь мокрой, и Бротт помогал ей остановить кровотечение. Наверное, именно про такие случаи говорят нечто вроде: «друг познается в беде», верно? Джимм моментально забыл про все, что они с Сэм наговорили друг другу, и кинулся ей помогать.

Остановить кровотечение… Ну, конечно…

— Джимм, как ты? Там было столько крови, а в тот миг я даже не подумала об этом… Как ты себя чувствуешь? — она ждала ответа, но мужчина лишь пожал плечами и криво усмехнулся. — Ладно. Рада, что ты в порядке, — Саманта приняла из рук Бротта кружку и обхватила ее ладонями, чувствуя, как приятное тепло растекается по озябшим рукам, а от них и по всему телу, даря успокоение. Сэм просто сидела рядом с мужчиной и маленькими глотками пила чай, задумавшись о том, что, похоже, мало знает о Джимме. Он явно что-то вложил в свой голос, там, в гостиной, а потом и на улице. И его жажда, с которой он борется… Смешно, но у них так и не было времени просто поговорить об относительно новом для Сэм мире этернелей. Все знания Саманты заканчивались лишь тем, что поведал ей отец, но ведь Джимм, сидящий рядом, вовсе не был чудовищем, о которых она знала по рассказам Уильяма. Нет, только не он. А значит, ее знания уже можно было ставить под вопрос.

Девушка подвинулась ближе к Джимму и склонила голову набок, чуть улыбнувшись.

— Расскажи мне о себе. В ответ можешь задавать любые вопросы о моей жизни. Прошу лишь сначала рассказать про себя, — мягко проговорила она. — В каком на самом деле году ты родился и как долго был в клане? Как у тебя появились все эти способности? Они просто приходят, когда этернели обращают в себе подобных? И… — Саманта помедлила, закусив губу, — что ты сделал в гостиной? Я думала, тебе подвластен лишь людской разум, но ты полон загадок, — протянула девушка, насмешливо прищурившись. — А еще я все время чувствую зуд в голове. Будто ее щекочут прямо изнутри. Это ведь ты, правильно? Что тебя так привлекает в моем сознании? Если что-то хочешь узнать, просто спроси. Я никогда бы не хотела чувствовать себя, как Роз. Твоя сила огромна, и это иногда пугает. Мне страшно, Джимм. Страшно за тебя, — она вздохнула, отведя взгляд от его внимательных глаз. — Страшно даже от одной мысли, что эта сила могла достаться кому-то другому, — Сэм сглотнула. — Я понимаю, что бывают некие ситуации, в которых манипуляции с разумом порой необходимы. Но от этого я не сменила свою точку зрения. В теории всегда хочется, чтобы каждый сам распоряжался своей судьбой, — усмехнулась она и вновь замолчала, подбирая слова для следующего вопроса. — Джимм… скажи, это больно? Когда тебя обращали? И когда ты кусаешь? — Саманта повела плечом — Просто вдруг стало интересно.

Мужчина задумчиво покрутил в руках овсяное печенье, которое она не стала брать. Попробуй Джимм откусить хоть кусочек, и его просто-напросто вырвет. Отвращение к человеческой пище — почти «врожденный» инстинкт у каждого из них.

— Сколько сразу вопросов, — ухмыльнулся он, бросив бесполезное разглядывание печенья. — Отвечу все по порядку, окей? — он вздохнул. — Я родился сразу после Гражданской войны в Нью-Йорке. Отца я не знаю, мать была официанткой в захудалом пабе, над которым мы жили. Когда я взрослел, повсюду разворачивались небольшие стенды с зазывалами, выкрикивающими лозунги о становлении на ноги разрозненной страны и призывающими вступать в свои партии. Везде развешивали листовки, плакаты, флаги, и, казалось, город горит огнями новой Америки. Только никто так и не чувствовал ее, улучшенную страну. Меня обратили в то время, когда миллионы ирландцев, бегущие от голода, денно и нощно прибывали к нам на кораблях. Это случилось в тысяча восемьсот девяносто первом году. Я играл тогда на скрипке у одной палатки на ярмарке. Поздно вечером, прямо перед тем, как я уже собирался уходить, ко мне подошла одна женщина, — Джимм прикрыл глаза, восстанавливая в памяти те события, и еле заметно улыбнулся. — Никогда до того не видел такую внешность. Только слышал от стариков, что гречанки те еще красотки, с некой ленной походкой и улыбкой. Она сказала, что долго наблюдала за мной и захотела прогуляться. Это была леди Орифия — глава моего будущего тогда клана. Мы просто разговаривали, вроде на какие-то отстраненные темы, как потом я узнал, она проверяла, подхожу я Сшиллс или нет. Однако оказалось, что мои убеждения несколько отличаются от тех, которые приняты в клане, впрочем, по какой-то своей прихоти Орифия обратила меня. Может, она заранее знала, кем станет жалкий музыканишка с улицы, а может, это было мимолетное желание, кто знает, — он открыл глаза и посмотрел на притихшую девушку. — Ты не подумай, ничего не было. Эта женщина стала моей матерью на долгое время. Да и до сих пор я уважаю и люблю ее, леди многое сделала для меня и всех нас.

Решив сделать паузу, вампир приподнялся и положил печенье на прикроватный столик. Ему надоело его держать, тем более эта зараза крошилась.

— Честно, было больно. Она прильнула к моей шее, — Джимм рефлекторно погладил

то место, где больше сотни лет назад гречанка вонзала свои аккуратные, но ужасно острые клыки, — до тех пор, пока я не начал чувствовать онемение во всем теле. Дошло до боли. Я умирал, а что случилось потом, уже не помню. Проснулся через сутки в своей кровати, в той коморке, где жил. Когда почувствовал ошеломляющую жажду и чуть ли не ползком вышел на улицу в поисках утешения внутреннего огня, она встретила меня, показала и рассказала, как быть этернелем. В тот же вечер я услышал сотни, если не тысячи, чужих голосов в голове и чуть не умер от хлынувших эмоций и мыслей. Они ежесекундно проходили через меня, прожигали и убивали. Что страшнее, я начал перенимать все это. За пару минут мог перебрать образы мышления от полного засранца до безобразного нытика. Одновременно чувствовал отвращение, гнев, уныние, любовь и страсть. Через пару дней, леди поняла, что меня как-то нужно спасать от этого, и мы уплыли из Америки в какую-то итальянскую глушь, где были только приближенные леди Орифии. Потом я узнал, что являюсь единственным абсолютным телепатом. У многих в Сшиллс есть схожие таланты. Есть те, кто имеет весомый дар убеждения, кто-то умеет летать, некоторые даже обращаются в животных. Клан имеет некоторые свои секреты, и каждого из нас обучали им. Например, что не из моего арсенала, так это умение создавать легкие иллюзии и ощутимые «щиты». Вплети образ его в то, что видишь перед собой и оттолкни мысленно — враг будет сбит с ног, — этернель похрустел костяшками пальцев и усмехнулся. Каким же бредом все это казалось ему когда-то. — Со своим же талантом я и сам иногда теряюсь. Копаешь-копаешь, а дна никак нет. Это иногда и в правду пугает. Обуздать хоть какую-то его часть стало для меня вопросом нескольких десятилетий. Иногда мне кажется, что я могу влезть в голову к кому угодно на планете, изменить даже само сознание природы и вещей вокруг, понять суть чужих талантов и использовать их, а иногда у меня не получается прочесть элементарной мысли в одной голове. Это я, кстати, про тебя, Сэм, — Джимм улыбнулся и еле-еле толкнул ее плечом. — Я совершенно ничего не вижу, кроме каких-то обрывочных воспоминаний или чувств. Ты запоминаешь необычные вещи. Первый раз, когда я тебя встретил, то почувствовал твоей кожей лучи солнца и дуновение ветра, а нос защекотал какой-то сладкий запах, хотя была ночь, а ты в одной моей куртке. Еще ты запомнила не самого Клайва, а скорее то, как играло освещение на его волосах, блеснувшие клыки, и как вибрирует звук в помещении. И это не одномоментно, ты помнишь это всю жизнь. А вот это уже редкость, — он сдвинул брови. — Зуд? Ты и правда чувствуешь, когда я пытаюсь прочесть твои мысли? Невероятно. Я ничего не знаю о полукровках, совершенно.

Джимм замолчал, встал с кровати и, скрестив руки на груди, начал задумчиво расхаживать из стороны в сторону под пристальным взглядом Саманты. Дурацкие шорты шелестели в полной тишине, звук от того казался до безобразия громким.

— Ничегошеньки, — выдохнул Бротт и посмотрел на Сэм. — Я ответил, — он улыбнулся, — теперь твоя очередь. Откуда твой отец узнал, кто именно совершил это непотребство с твоей мамой? Кем он был? И есть ли хоть что-то из его рассказов, что могло бы идентифицировать нападавшего? Мне хочется разобраться и понять, как — ты уж прости — обычный смертный мог знать о нас. Такие дела сразу заметает Общее Собрание, и информация не идет дальше наших людей в моргах.

Девушка поежилась, поскольку с большей охотой ответила бы на вопросы о хобби или любимых кино. О матери она почти никогда не разговаривала и, по правде, не горела желанием ворошить те события прямо сейчас. Однако свое обещание нужно выполнять. Джимм честно ответил на ее вопросы, а ограничения на свои ответы Сэм не оговорила сразу, поэтому…Книголюб.нет

— Ладно, — тихо проговорила девушка и села поудобнее, обхватив колени, по-прежнему удерживая в руках теплую кружку. — На самом деле, мне известно совсем немного. Лишь то, что на мое совершеннолетие рассказал отец, — Саманта глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — В тот день он позвал меня в свой кабинет и завел очень странный разговор. Папа выглядел довольно взволнованным, то и дело мерил шагами свой кабинет, довольно быстро передвигаясь из угла в угол. Понимаешь, ему всегда было тяжело говорить о моей матери. Мы и вовсе о ней не разговаривали. Я хотела узнать о ней больше, но отец словно закрывался, когда я подходила к нему с вопросами. У него вдруг находились важные дела или еще какие-то отговорки. В конце концов, я сдалась и перестала мучить его расспросами. А тут он сам заговорил о маме. Я просто ушам своим не поверила, — Сэм подняла голову, заглянув в глаза Бротта. — Он начал издалека, припоминая, что с детства рассказывал мне о неких ночных хищниках, которых мне следует бояться. Для меня это были лишь детские сказки, но, как оказалось, отец так не думал. Он рассказал, что смерть моей мамы наступила вовсе не по причине родов, а потому что ее разодрал какой-то зверь, а меня лишь чудом удалось спасти. Отец был на опознании тела матери и видел странные раны, которые никак не могли быть нанесены человеком. Врачи уверяли, что это какой-то маньяк, чей почерк был весьма узнаваем, но преступника никак не могут найти, поэтому оставалось лишь смириться с утратой. Но мы, Сент-Джоны, довольно упрямы, — качнула она головой и отвела взгляд. — Он пошел дальше: обивал пороги полиции, просил их найти настоящего виновника этого зверства, но там лишь разводили руками. Когда отец уже хотел идти жаловаться в вышестоящие органы, к нам пришел один мужчина. Мне тогда было всего несколько месяцев. Отец говорил, что тот незнакомец пришел довольно поздно, поэтому особого желания открывать дверь не возникало, но после нескольких слов, оброненных мужчиной, Уильям все же впустил его в дом. Они говорили какое-то время, и незнакомец запретил отцу высовываться, наоборот, сказал, что ему не следует даже упоминать об этом деле, если он хочет остаться в живых и растить дочь. Папа вспылил, посчитал, что мужчина ему угрожает, но тот лишь усмехнулся, обронив, что в мире есть более опасные существа, чем видится обычным людям, и связываться с ними все равно, что обрекать себя на участь моей матери. В тот момент в тусклом свете кабинета блеснули глаза того мужчины. Отец сказал, что запомнил только глаза, ничего больше. Совершенно белые, они, казалось, светились, посылая по всему его телу мурашки. Потом мужчина вдруг встал и направился к моей комнате, а отец даже не мог ему помешать, не чувствовал в себе сил. Незнакомец тогда остановился напротив моей колыбели и заставил отца поклясться, что будет держать меня в безопасности и ни в коем случае не позволит покинуть Риджтаун, поскольку мое существование должно остаться лишь между ними. А если я буду отличаться от остальных людей, ему просто следует спокойно принять это, — Саманта вздрогнула и отпила глоток уже ставшего чуть теплым чая. — Только из-за этой истории я поверила в рассказ отца. До этого я думала, что мои способности — это какие-то отклонения в развитии, которые следует скрывать, чтобы не попасть в исследовательскую клинику в качестве подопытного образца — так говорил отец. А в тот момент мне вдруг показалось, что эти ночные чудовища действительно существуют. Папа попросил меня и дальше оставаться в нашем доме, чтобы с ним самим не случилось. Не знаю, зачем отец это сказал, я тогда шутливо возразила, что он еще слишком молод, чтобы с ним что-то случалось. Папа улыбнулся, но лишь повторил свою просьбу. Он очень боялся, что я уеду, и меня найдут те «более опасные существа», и даже не скрывал этого.