Последний вздох

Джен Фредерик

— Я должна сказать тебе кое-что, — шепчет она.

— Тихо, куколка, не могу представить, что настолько важнее, чем наш поцелуй, — шучу я, но страх ползет по моему позвоночнику, потому что Рэйган действительно что-то беспокоит.

— Я не хочу расставаться с тобой, — она подпрыгивает выше на моих коленях, опуская свою попу между ног.

От этого контакта мой член твердеет, но она не обращает на это никакого внимания, что вызывает у меня грусть и беспокойство.

— Мы не расстанемся, — уверяю я её. — Мой член бы сдох, если бы мне пришлось провести

несколько часов вдали от тебя. Поверь, я буду держать тебя ближе, чем собственное дерьмо.

Из-за её сурового выражения лица я подавляю свое стремление вернуть еще одну ужасную шутку, что должна была бы позабавить её.

— Сладкие титьки, нет ничего, что ты могла бы сказать и расстроить меня. Если только ты не хочешь оставить меня. Я не приму это, а последую за тобой, как бродячая собака, которую однажды покормили, и она ждет очередной порции.

— Сладкие титьки? — переспрашивает Рэйган, а в выражении лица отражается оскорбление.

Наконец-то не слезы в ответ.

— Я старался задеть тебя словом, вместо того, чтобы дать тебе пощечину. Я справился?

— Да, но больше никогда не называй меня «сладкие титьки».

На мгновение думаю, что мы на пути в город счастья, но затем ее выражение лица снова омрачается.

Я нетерпеливо подталкиваю её:

— Рэйган, мы найдем Наоми и уберемся отсюда. Для начала я бы поел барбекю и выпил пару бутылок пива Шинер Бок. Как думаешь, в Миннеаполисе есть Шинер Бок? Потому что, если нет, то уже тебе придется обнимать меня, пока я плачу.

При упоминании имени Наоми её слезы снова накатывают. Дуновение страха, прокатившееся по моему позвоночнику, превращается в ураган.

— С Наоми ведь всё в порядке, верно?

— Я не видела, как это случилось, — рыдает она. — Пока я беспокоилась о тебе, Наоми и этот мудак Петрович исчезли. Мендоза говорит, что искал повсюду после перестрелки у ворот, а потом ты был при смерти, затем они распяли Хадсона, и я потеряла нить.

Её шумные всхлипы поглощают ещё какие-то неразборчивые слова. На мгновение я отвлекаюсь, удивляясь тому огромному количеству соленой воды, которое вытекает из неё. Скоро у неё будет обезвоживание. Но затем её слова доходят до меня. У этого грязного уродского гада моя сестра. Я с ревом зову Мендозу. Поднявшись, мне приходится откинуть Рэйган, потому что она продолжает цепляться за меня, и выхожу за дверь.

Мендоза встречает меня у входа в палату, но дальше не двигается.

— Прости, — он поднимает руки. — Я столбенею от плачущих женщин. Мне хорошо удается убивать людей и поражать в самое сердце многих, но утешать – это не моё.

— Чёрт, мужик, где моя сестра? — я хватаю его.

Он качает головой:

— Без понятия. Как и сказала твоя девушка, там был хаос. Меня больше интересовало убийство людей Хадсона, чем слежка за тем, чтобы русский не убежал с твоей сестрой.

Щелчком пальцев он подзывает маленького пацана в военной робе и поясом с оружием. Я закатываю глаза, и Мендоза пожимает плечами:

— Дети, — говорит он.

— Что ты можешь

сделать?

Малыш вручает Мендозе поднос с едой, который он вносит в комнату.

— Ешь. У меня есть грузовой самолет, на котором вы доберетесь до Коста-Рики. Оттуда вы сможете вернуться домой. У вас есть документы?

Я киваю:

— Спасибо.

— Я сожалею о твоей сестре, — в дверном проеме он останавливается, и говорит тихим голосом: — Она у тебя хорошая. Держи её крепче.

Что ж королю нужна королева, чтобы составлять ему компанию в постели. Интересно. Но меня больше беспокоят другие проблемы, чем романтические перспективы Мендозы. На подносе стоит кувшин с водой, две чашки сытного рагу и несколько сырных рулетиков. Рэйган молчит весь наш разговор.

Я сажу её на кровать и придвигаю к ней стол.

— P~ao de queijo, — говорю я ей, предлагая сырный хлеб. — Это сыр и хлеб. Поверь, эта одна из лучших вещей, когда-либо приготовленных здесь. Будто сам Христос Искупитель оставил рецепт первым поселенцам Рио.

Она посылает мне грустную улыбку и берет рулетик сыра. Эти рулеты настолько хороши, что даже трагичность Рэйган спадает, и она издает стон удовольствия.

— Видишь? — говорю я, поедая свой кусок рулета. — Хрустящая корочка снаружи и гребаная небесная радость внутри.

Я жду, пока она проглотит последний кусок своего рулета, прежде чем вручить ей стакан воды.

— Боец, мы вместе. Не твоя вина, что Василий сбежал с моей сестрой. Кроме того, я знаю, где он живет. Буквально. Поэтому мы сейчас поедим, а потом отправимся в Коста-Рику.

— Я хочу пойти с тобой, — говорит она, поднося ко рту второю половину сырного хлеба.

— Конечно, — я наклоняюсь и быстро целую её. — Я бы не хотел вернуться в Миннеаполис и путаться в системе начисления заработной платы.

Наконец, она издает звук, похожий на смех.

— Ты действительно не разочарован во мне?

— Боже, нет!

Я кладу свою еду на поднос и удивленно смотрю на неё:

— Так вот, почему был весь этот поток слез? Что я буду злиться из-за Наоми?

Она слегка кивает.

— Послушай, ты не ответственна за Наоми. Это точно была моя ответственность, ведь меня же подстрелили. К тому же, я знаю, что Василий не причинит ей вреда.

По крайне мере, я на это надеюсь. Мой страх в том, что Наоми потерялась и исчезла на улицах Рио, вот, что было бы плохо. Она не в ладах с новыми местами, яркими огнями и беспорядочными толпами людей, наводняющими Рио.

— Я чувствую себя ужасно и думаю, что ты покончил со мной.

Поставив миску с рагу, я кладу руку на щёку Рэйган и отодвигаю столик с едой.

— Я никогда не закончу с тобой, боец. Что я тебе говорил? Тебе придется убить меня, чтобы отделаться от меня, — я останавливаюсь, а затем снова говорю: — В моей голове это звучало менее жутко.

Смеясь, Рэйган проводит пальцем вдоль шва моих брюк, выдающегося из-за эрекции. Тонкие льняные штаны не позволяют скрыть то, что происходит, особенно, когда я освобожден.