Последний занавес
Шрифт:
Выйдя в холл, она услышала, что к дому подъехала машина. Баркер уже стоял на крыльце. Он впустил троих мужчин, одетых в черные костюмы и с широкими черными галстуками. В руках у двоих были черные саквояжи. Третий, бросив взгляд на Трой, что-то тихо сказал.
— Сюда, пожалуйста, — пригласил Баркер, провожая гостей через холл в маленькую приемную. — Сейчас я доложу сэру Седрику.
Усадив посетителей, Баркер отправился с докладом, а Трой осталась переваривать официальное признание нового положения Седрика. Она искоса посмотрела на стол, где старший из трех с привычной ловкостью, свидетельствующей едва ли не об искусстве жонглера, то ли уронил, то ли позволил упасть визитной
Трой подняла книгу и дочитала надпись: «…и бальзамирование».
Глава 9
АЛЛЕЙН
1
По изменению скорости судна пассажиры поняли, что их долгое путешествие подошло к концу. Стук двигателей сменился плеском волн, ударяющихся о борта, криком чаек, голосами, грохотом цепей, а потом и суетой пристани и города. В эти рассветные часы лондонский порт выглядел таким же смурным и нетерпеливым, как инвалид, готовящийся вернуться к полноценной жизни. Над эллингами и складами все еще висел прозрачный туман. Фонари, словно подвешенные на невидимую нитку бусы, тускло освещали причал. На крышах, швартовых тумбах и канатах поблескивал лед. Аллейн так долго держался за перила, что их холод проник через перчатки и теперь щипал ладони. На пристани толпились люди — толпились на суше, от которой пассажиры были все еще отделены, хотя расстояние стремительно сокращалось. Эти встречающие, окутанные паром собственного дыхания, были в основном мужчины.
Среди них стояли три женщины, одна в алой шляпке. Подошел инспектор Фокс на лоцманском катере. Не рассчитывавший на это Аллейн обрадовался, но сейчас поговорить им не удалось.
— На миссис Аллейн, — сказал Фокс, быстро проходя мимо, — алая шляпка. А сейчас, мистер Аллейн, прошу прощения, но мне тут надо потолковать с одним малым. Машина сразу за зданием таможни. Увидимся там.
Не успел Аллейн поблагодарить его, как тот удалился — подтянутый, в ловко сидящем пальто, именно такой, каким и должен быть инспектор.
Судно и пристань разделяла полоса темной воды. Пронзительно звонили колокола. Встречающие, вглядываясь в стоящих на палубе, передвинулись к швартовым тумбам. Кто-то поднял руки и громко прокричал приветствие. На берег выбросили канаты, и мгновением позже по судну пробежала последняя дрожь, предшествующая полной остановке.
Трой двинулась вперед. Руки были засунуты глубоко в карманы пальто. Слегка нахмурившись, она пробежала взглядом по палубе. Где же он? В эти последние секунды, ожидая, пока она заметит его, Аллейн чувствовал, что, подобно ему, Трой нервничает. Он вскинул руку. Они посмотрели друг на друга, и она улыбнулась — так, как улыбаются только очень близкому человеку.
2
— Три года, семь месяцев и двадцать четыре дня. Чертовски долгий срок вдали от жены. — Аллейн посмотрел на Трой, сидевшую, скрестив ноги, на коврике перед камином. — Или, вернее, Трой, вдали от тебя, от моей жены, по-прежнему такой родной. Одна только эта мысль мне покоя не дает.
— А я все спрашивала себя, — задумчиво протянула Трой, — а если вдруг окажется, что нам не о чем говорить? Вдруг нам будет трудно друг с другом?
— Выходит, и ты тоже?
— Говорят, так бывает. Часто случается.
— Я даже прикидывал, может, имеет смысл процитировать
— Я бы тут же ответила какой-нибудь строкой из «Макбета».
— Почему из «Макбета»?
— Чтобы объяснить, потребуется очень много времени. Видишь ли, Рори…
— Да, любовь моя?
34
Этой литерой в так называемом «Регистре Ллойда» (справочник морских судов) обозначаются пассажирские суда первого класса.
— Я тут очень занятные дни провела с Макбетом.
Трой с некоторым сомнением посмотрела на него из-под упавших на лоб локонов.
— Может, тебе будет неинтересно, — пробормотала она. — Это длинная история.
— Ну, если рассказывать будешь ты, особенно длинной она не будет.
Взглянув на нее, Аллейн понял, что она опять зажалась. «Нам придется заново привыкать друг к другу».
Аллейн мыслил рационально и широко. Он привык раскладывать по полочкам мысли, от которых другие предпочитают отмахнуться. Во время долгого возвращения домой он часто спрашивал себя: а если при встрече они с Трой почувствуют, что годы разлуки поставили между ними прозрачную стену, через которую они смотрят друг на друга, не испытывая любви? Странно, но такие мысли чаще всего приходили ему в голову как раз в те моменты, когда он больше всего скучал по ней, больше всего хотел ее. И когда она появилась на пристани, не сразу его заметив, чисто физическая реакция оказалась настолько острой, что прогнала все сомнения. А когда она так по-родному улыбнулась ему — так, как раньше не улыбалась, он, не задавая никаких вопросов, понял, что ему вновь предстоит полюбить ее.
А теперь, когда она сидела с ним в комнате, настолько знакомой, что это само по себе казалось немного странным, он волновался, как девственница перед первой брачной ночью. Можно ли то, о чем думает сейчас Трой, сравнить с его мыслями? Может ли он быть в ней так же уверен, как в самом себе? В его отсутствие она жила совершенно иной, чем прежде, жизнью. Он практически ничего не знал о ее новых знакомых, разве что по случайным фразам, которые она позволяла себе в письмах. Что ж, теперь, кажется, ему предстоит открыть кое-что еще.
— Иди сюда и рассказывай, — предложил он.
Трой перебралась на свое привычное место и прислонилась к его креслу. Он посмотрел на нее — волнение уступило место такому захлестывающему чувству счастья, что Аллейн даже упустил начало рассказа. Но он давно, не делая себе ни малейших поблажек, научил себя слушать, что говорят, и этот навык сейчас выручил. Сага Анкретона разворачивалась своим чередом.
Поначалу рассказ шел ни шатко ни валко, но чем дальше, тем больше захватывал саму Трой. Она увлеклась и потянулась за блокнотом с зарисовками, которые сделала у себя в башне. Вглядевшись в маленькие выразительные фигуры с огромными головами, Аллейн не удержался от смеха.
— Как на старых игральных картах с изображением «Счастливой семьи», — заметил он, и Трой должна была признать, что и впрямь в оригиналах есть что-то викторианское. Из-за странностей самих Анкредов так получилось, что говорила она в основном о глупых розыгрышах.
— Слушай, — перебил он ее в какой-то момент, — это маленькая чертовка в конце концов испортила твою картину или нет?
— Да нет же, нет! К тому же чертовка тут вообще ни при чем. Слушай дальше.