Последний завет
Шрифт:
— Мэгги, мы уже долго с тобой болтаем. Не могу сказать, что мне это не нравится, но я наконец хочу узнать, где табличка.
— Я не знаю, где она… — отозвалась она глухо.
— Это плохо, Мэгги. Очень плохо. Взгляни на этих ребят. Я вижу по их довольным рожам, что они рады знакомству с тобой. И очень хотят узнать тебя… поближе.
— Белый дом содержит профессиональных насильников?..
— Белый дом всегда стоял на страже безопасности американских граждан. Мы опубликуем официальный некролог, где про тебя будет сказано много хороших слов, Мэгги. Белый дом заклеймит негодяев, которые жестоко расправились
Мэгги испугалась, ибо видела, что Миллер не шутит.
— Так мы будем говорить, мисс Костелло?
ГЛАВА 58
Иерусалим, пятница, 09:52
Мэгги всегда умела мобилизовать себя в минуту опасности. Плечи ее распрямились, дыхание выровнялось, голос стал совершенно спокойным.
— Я не знаю ничего сверх того, что уже сказала. Вы следили за мной с самого начала. При всем желании я не могла бы что-то скрыть от вас. Вы видели все то, что видела я. И знаете все то, что знаю я. Последняя записка Шимона Гутмана привела меня в туннели под Старым городом, где вы меня и повязали.
— Записка, которую он оставил в той компьютерной игре?
— Да. В ней он указывал на место, но не раскрывал деталей. В противном случае я не шаталась бы без толку и цели по этим вонючим подвалам. Впрочем, что я вам рассказываю? Вы же с меня глаз не спускали.
Миллер еле заметно кивнул, и двое в масках, подняв Мэгги со стула, принялись выворачивать ей руки. Медленно и синхронно. Боль пронзила ее, и с губ сорвался стон. Мэгги не сопротивлялась. У нее не было сил. Она лишь пыталась терпеть боль. Плечевые суставы напряглись и еле слышно хрустнули. Еще немного, и ей оторвут обе руки… Боль была почти непереносимой, перед глазами повисло кровавое озерцо, подернутое дымкой кровавого тумана. Еще немного, и конец…
А потом ее вдруг снова швырнули на стол как тряпичную куклу.
Миллер заговорил — все тем же спокойным тоном, словно не наблюдал только что за пыткой, а прервался лишь для того, чтобы налить себе воды из графина.
— Ты хочешь сказать, что ничего примечательного в тех туннелях не обнаружила?
Мэгги все еще ничего не видела перед собой. В глазах плавали красные круги. Руки висели как плети, и малейшее движение ими вызывало боль.
— Вы же знаете, что нет… — хрипло проговорила она. — И потом, неужели вам мало того обыска, который вы учинили?
Миллер перегнулся к ней через стол:
— Обыск? Черт с ним, с обыском. Мои люди обшарили все это подземелье. По камушку. Под светом фонарей. И ничего не нашли. А это значит…
— Что старик Гутман оказался хитрее нас.
— Или что Ури Гутман оказался хитрее тебя. Отправил тебя рыть носом землю в катакомбах, а сам преспокойно поехал за табличкой, полагая, что она принадлежит ему по праву.
— Возможно…
Мэгги и вправду на мгновение допустила такую возможность. Это было бы предательством с его стороны, но не большим, чем то, которое совершил в отношении ее Миллер, личный советник президента Соединенных Штатов. Ури вполне мог инсценировать перестрелку на горной дороге, а потом уехать за табличкой. Возможно, он раскусил Мэгги — узнал о ней то, что она о себе узнала
Миллер пожирал ее глазами, пытаясь угадать ее мысли, а потом с сожалением в голосе произнес:
— Знаешь, Мэгги… Я тебе почти верю. Но не могу рисковать. Ты меня пойми и не обижайся. Я хочу быть уверенным на все сто процентов. Поэтому мои ребята, пожалуй, помогут тебе покопаться в твоей памяти получше. Извини.
Он снова кивнул людям в масках, и те вновь сдернули ее со стула. Только на сей раз швырнули на пол. Один из них склонился над ней и крепко сжат пальцами ее горло. Мэгги попыталась заглянуть ему в глаза, но ее взгляд оттолкнулся от них, будто резиновый мячик от стены. Уже чувствуя, как похититель начал сжимать ее горло, она, хрипя и задыхаясь, торопливо выкрикнула:
— А вдруг ничего и не было с самого начала?..
Миллер тут же дал знак своему громиле, и тот ослабил хватку.
— Что ты сказала?
Мэгги попыталась было повторить, но горло ее свело судорогой и она лишь судорожно закашлялась. Рука человека в маске по-прежнему лежала на ее шее, но уже не давила. Отдышавшись, она проговорила:
— Может, ничего и не было…
— Ты про что?
— Он ее и не прятал.
— Объясни.
Мэгги попыталась было подняться с пола, но человек в маске не дал ей этого сделать.
— Все эти послания, которые оставил нам Гутман… Тот диск, а потом еще надпись в игре… Все это было записано в ту субботу… И Кишону он звонил тогда же… — Она вновь закашлялась. — А вдруг он просто не успел сделать то, что собирался? Он хотел спрятать табличку, придумал, где заложить тайник, спланировал, как зашифровать его местонахождение… Гутман все сделал, кроме одного — так и не успел положить туда табличку. Вмешались обстоятельства: он пошел на митинг, где его застрелили. Он не рассчитывал на это. Возможно, он хотел спрятать табличку уже после митинга. Но… не вышло.
Миллер обдумывал сказанное ею.
— Ну и где она сейчас в таком случае?
— В этом все и дело. Я не знаю. Понятия не имею. А если я не знаю — принимая во внимание то, что разгадала все подсказки, — значит, никто не знает. И никогда не узнает.
— Другими словами… табличка утеряна?
— Да.
Миллер вновь задумался и даже подпер кулаком подбородок. Потом он вдруг вскочил из-за стола и принялся расхаживать перед Мэгги взад-вперед. Она любовалась носками его лакированных башмаков. Миллер остановился перед ней и вынес свой вердикт.
ГЛАВА 59
Иерусалим, пятница, 10:14
Таксист отвез ее прямиком в гостиницу, но она не пошла к себе в номер. Ей хотелось солнца и одиночества — то есть того, чего она была лишена с раннего утра. Мэгги вышла из машины в начале подъездной аллеи и огляделась.
У центрального входа было шумно. Стояло несколько машин такси, туда-сюда сновали туристы, волоча за собой огромные чемоданы. Она обратила внимание на то, что большинство из них покидало гостиницу. Это было объяснимо. В последние несколько дней Иерусалим стал небезопасным.