Последний Завет

Ле Руа Филипп

– Что вы здесь делаете? – удивилась она.

– Заехал помочь Антуану.

– Как вы узнали, что он в тюрьме?

– В тюрьме?

У Натана была мысль передать убыточному предприятию своего друга остаток денег Ватикана. Это похвальное намерение показалось ему вдруг довольно убогим. Антуан нуждался в поддержке другого рода.

– Его арестовали неделю назад. Он рискует получить пожизненное заключение.

– За что?

– Торговля наркотиками.

– Он виновен?

– Антуана обвинили, что он привлекал детей к распространению этой дряни. Все из-за того мальчишки, которого он пытался вытащить из постели архиепископа.

– Так это Церковь подала жалобу?

– Да. Они воспользовались обвинением,

чтобы избавиться от Антуана. А ведь я его предупреждала. Здесь Церковь всевластна. Нельзя с ней ссориться.

– Уж я-то об этом кое-что знаю.

– Откуда?

– Так, ниоткуда. Вы никогда не задумывались об источнике доходов Антуана?

– Для филиппинцев любой иностранец богач.

– Антуан для вас все еще иностранец?

– Вот вам и доказательство: он скрывал свои темные делишки.

Она собрала тетради в стопку и пригласила его за собой в гостиную.

– Раз вы не знали, что Антуан в тюрьме, то какую помощь хотели ему оказать?

– Финансовую.

– Эти деньги позволят нам, по крайней мере, нанять адвоката. Получше того, что ему назначили.

– Мое предложение еще лучше.

На глазах заинтригованной Анхелины Натан достал из рюкзака свой портативный компьютер, подключил его к телефонной линии и набрал адрес электронной почты кардинала Драготти.

– Что вы делаете?

– Я знаю кое-кого, кто может вытащить Антуана.

– Кого-то в правительстве?

– Кое-кого гораздо более влиятельного.

Он отправил сообщение кардиналу, в котором потребовал, чтобы архиепископ Манильский прекратил преследования Антуана. Драготти был его должник, так что самое время этим воспользоваться.

– Ну вот, – сказал он. – Остается только запастись терпением.

Вечером они поужинали вдвоем в патио, за плетеным, заботливо накрытым столом. Их разделяло колеблющееся пламя свечи, отбрасывая на лицо Анхелины золотистые отсветы. Днем власти разрешили ей свидание с мужем. Антуан был пессимистично настроен насчет участи, уготованной ему филиппинским правосудием, которому по примеру других стран «золотого треугольника» нравилось тыкать пальцем в европейцев, пойманных на наркотиках. Он не верил в благополучное разрешение его распри с архиепископом, предреченное Натаном. Зато считал, что хороший адвокат скорее добьется смягчения приговора. Анхелина вернулась домой разочарованная. Она связалась с прессой, не слишком заинтересованной раздувать скандал, задевающий Церковь; добилась приема у посла Франции, который лишь вежливо ее выслушал; пыталась нанять кого-нибудь из светил адвокатуры, но те отказались, потому что у Антуана не было никаких шансов выиграть процесс. В глазах учительницы блестела печаль.

– Вы куда только не обращались, чтобы сдвинуть дело с места, – сказал Натан. – Но вы ничего не можете поделать: Антуан виновен, правосудие несправедливо. Невозможно ни переделать экономику этой страны, ни изменить законы богачей, которые заправляют миром. Эта суета поглотит ваш ум и поддержит надежду, за которую вы цепляетесь. Но падение будет тем тяжелее, что вы влезете в расходы.

– Я не собираюсь ждать сложа руки.

– Речь не идет о том, чтобы ничего не делать. У детей, которых вы сегодня укладывали спать, нет никого, кроме вас. Не бросайте же их. Сегодня вечером я вам предлагаю скорее опустошить ваш ум, нежели бесполезно наполнять. Не думайте больше ни о чем, только о самой себе. О своем дыхании, которое поддерживает в вас жизнь. Сосредоточьтесь только на этом. И все будет хорошо.

– Хотела бы я, чтобы это было так просто.

– Людям нравится все усложнять.

Анхелина пристально и молча посмотрела на него. Он показался ей божественным посланцем.

142

Натана разбудил дневной, точнее, утренний в этих краях свет. Ночью

его сон был прерван мощным взрывом в центре Манилы. Какой-то мальчуган, сидевший на полу, наблюдал за ним. Едва он открыл глаза, как мальчишка выскочил в коридор. И вновь появился через несколько минут с подносом, полным фруктов. Меж двух плодов манго был засунут сложенный листок бумаги:

Натан, я вернусь вечером. Дождитесь меня, прежде чем уехать. Присмотрите немного за детьми. До вечера. Анхелина

Она не оставила ему выбора. Этим утром он экспромтом провел урок английского. Довольно бурный. Дети вели себя дисциплинированно только в присутствии своей учительницы. Какой-то заезжий американец вряд ли мог справиться с ними. Чтобы навести хоть относительное подобие порядка, Натан добавил урок айкидо на школьном дворе. Первое правило: динамика молчания. Фоном для этого мини-самоанализа, многих заставившего прыснуть, послужил целый концерт гудков и выхлопов тысяч джипни – местных драндулетов, к которым сводится общественный транспорт. Во время упражнения он научил их позициям и правильному дыханию. Чтобы разнообразить свой урок, устроил небольшую демонстрацию с помощью длинной бамбуковой палки. Подчеркнул полноту движения, которое должно быть лишь соединительной чертой между двумя противниками, но не принимать форму агрессии. Ничто не должно нарушать совершенный круг, очерченный орудием в пространстве, в полном согласии с приливом окружающей энергии. Он постарался передать им скорее не технику, но манеру поведения. Зрители были озадачены.

– А айкидо сильнее кунг-фу? – спросил один из них.

– Айкидо придумал один японец по имени Уешиба Морихеи. Он говорил: «Когда враг пытается меня победить, он бросает вызов всей Вселенной и вынужден нарушить ее гармонию. Он побежден уже в тот миг, когда только помыслил схватиться со мной».

– Почему? – спросил мальчуган.

– Проходит довольно долгое время между тем мгновением, когда человек решает ударить, и тем, когда наносит удар. Этого времени Уешибе хватало, чтобы обезоружить противника.

Для подкрепления своей теории он предложил практическое задание. Каждый ребенок по очереди должен был попытаться стукнуть его палкой. Никто из них не оказался достаточно проворным.

– Как вы это делаете? – спросил один малыш.

– Вообще-то я ничего не делаю.

– Но вы же у всех выиграли!

– Я использовал главнейший прием айкидо, изобретенный Уешибой.

Дети настаивали, чтобы он открыл волшебную формулу.

– Секрет в том, чтобы избежать схватки.

Всеобщее разочарование.

– Никто не может отнять мою силу, если я ей не воспользовался. Сила, к которой прибегают в айкидо, это сила Вселенной. Движения в самой природе. А это никто не может победить. Айкидо – искусство не сражаться.

Заронив в их умы сомнение, он предложил перейти к столу. Анхелина кормила детей на обед и ужин в основном рисом и фруктами. Он добавил к повседневному меню пиццу. Устав от непривычной физической нагрузки, дети заснули быстро и без всякого галдежа. Натан лег в своей комнате и, закрыв глаза, увидел сон, полный каких-то прелестных созданий, изворотливых епископов, сомнительных адвокатов. Было в его сне и судилище, где судья в митре стучал молотком и выносил приговор королеве красоты. Осужденная, нежная и теплая, скинула одежды и скользнула к нему в постель. Она источала аромат маракуйи и хранила на своей душистой коже отблеск луны, изливавшей свой свет через окно. Готовая к броску кобра выгнулась над ним, прежде чем впрыснуть яд. Он ощутил во рту вкус жасмина. Длинные волосы щекотали ему лицо, змея обвилась вокруг тела. Ощущение сладостного тепла поднялось по его ногам и вызвало эрекцию. Рядом с ним лежала обнаженная Анхелина и льнула к нему. Филиппинка приподняла голову, желая убедиться, что он проснулся.