Последняя чаша гнева
Шрифт:
Впереди была Цель. Позади был настигающий их Вольфганг. Их окружал мир Откровения. Молнии беспрерывно чертили небо, капли дождя жгли даже сквозь одежду, а гром гремел подобно небесному бубну.
Что они видели? О, многое!
Они видели землю, они видели море, но, главное, они видели небо, и престол стоящий, и старцев возглашающих, и животных, исполненных очей. Пусть это были лишь тени, отброшенные реальностью, или реальность, отбрасывающая тени. Для них истиной было последнее.
Что они видели?
Агнца невинного, берущего на себя грехи людей, ибо он есть жертва, и семь печатей, и скакали мимо них белый конь,
Что видели они?
Души возопили в праведном гневе: «Доколе!», и тряхнули их так, что пали они на землю, а вместе с ними пали на землю звезды небесные, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои, и небо сворачивалось, сворачивалось как свиток, сдвигая с места горы с ужасающим грохотом, которые двигались, сыпля камнями.
Что они видели?
Бесчисленное, бесчисленное, бесчисленное множество душ, коим определено блаженство, а следом падал с неба глас труб, и огнь из кадильницы сильного ангела шел на землю, сливаясь с силой звука усемиренного, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и скалы пламенеющие низвергались в море, и падала с неба большая звезда, имя которой — полынь, сея смертную горечь, и саранча жалила и мучила людей, и жуткие орды существ проносились в видениях. Но они оставались в невредимости.
Что они видели?
Большого красного дракона, чьи семь голов были увенчаны семью диадемами, который дал жизнь зверю, ибо стали они на песке морском и увидели выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами, и узрели другого зверя, выходящего из земли: два рога, подобных агнчим, были у него, и поняли мудрость, ибо имели ум, сочтя число зверя, число человеческое, которое — 666.
Что еще они видели? О, многое, многое, но, главное, видели они семь чаш с Божьим гневом, и осознали тогда, что делать, ибо истина чаш открылась им, и встала перед ними великая размерами гора, увенчанная столбом света и дыма, а шесть ангелов лили и лили перед ними Божий гнев; тогда-то и увидели они, что седьмой ангел удаляется, неся чашу свою в целости, не проливая ни капли из нее, и исчезает в столбе света на вершине горы, Ползущей Горы, их Цели, где стоит во веки веков Седьмая и Последняя Чаша Гнева. Все свелось для них в единый разрешимый и понятный узел, который оставалось только разрубить. И узлом этим был Вольфганг.
Они отпустили коней и устремились к Ползущей Горе, которая действительно ползла, медленно продвигаясь на восток».
ТАК ГОВОРЯТ «ТАРЛТАРСКИЕ ХРОНИКИ МЕЧЕЙ»
23
Вопреки ожиданиям, подъем их в гору был нетруден. Гора противилась категорическим определениям легенд, сделавшим ее неприступной: нужно было только опасаться отлетающих больших валунов, когда Гора со скрежетом проходила по ним, отбрасывая в сторону со скоростью пушечного снаряда. Уклоняясь от камней, они по очереди перепрыгнули на ровную площадку, начинающуюся сразу от подножия, и с удивлением заметили огромную каменную лестницу, которая уходила высоко вверх. Предназначенные для ноги великана ступени и множество громадных маршей, походящих на площади, — эта лестница казалось
Они переглянулись. Цель была близко, лежащая наверху и закрытая клубящимисмя облаками, но в то же время и далеко, ибо гигантская лестница наводила на мысли о Бесконечности. Чойс вспомнил де-мойрскую пословицу: «Что может быть важнее первого шага? Только шаг второй». И он поднялся на первую ступень, а за ним последовали остальные. Снова загремел гром, напоминая об опасности.
Продвигаясь вперед, они чувствовали вокруг себя некое странное сгущение воздуха, будто какие-то незримые силы завладели ими, толкая по сотни раз пройденному пути. Их не покидало чувство принужденности. Лоу слал проклятия Богу и дьяволу попеременно. Молнии сверкали чаще и чаще, изгибаясь и дробясь на множество ответвлений. Теперь они находились почти на середине лестницы.
Сверху раздалось хлопанье крыльев, и на одну из герм опустилась огромная птица. Она повернула голову с хохолком и окинула их насмешливым взглядом.
— Хэк! — каркнула она. — Сложное всегда кажется простым, не так ли? Я Птица Вопросов Хва.
— Так называются твои Вопросы? — спросил Лоу.
— Нет, так называюсь я. — Голова птицы внезапно исчезла под крылом, и послышалось громкое шуршание. Затем голова вынырнула, щелкая клювом. — Блохи, — пояснила птица. — Мерзкие маленькие животные.
— Зачем ты здесь? — спросил Чойс.
— По необходимости, естественно. Я любитель вопросов. Я задаю их и получаю ответы. Но вся проблема в том, что иногда не получаю.
— Что бывает тогда?
— Я люблю мясо, — пояснила птица.
— Видимо, ты многое любишь.
— Да. А теперь я задам вопрос. Он мучает меня с того времени, как я увидала вас. Как вам это?
— Что?
— Это. — Птица повела крылом по сторонам.
— Результат — венец ожидания, — сказал Шамиссо.
Птица задумалась.
— Если учесть, что здесь не было никого последние три тысячелетия, — наконец сказала она, — то это самый умный ответ на мой вопрос. А как вы думаете, чья власть на этой Горе?
— Откуда это знать нам, смертным? — сказал Чойс.
— Вопросом на вопрос… — Птица минуту посидела в неподвижности. — И все равно это правильно, — изрекла она наконец. — Вам неоткуда было взять ответ, вот в чем проблема. Видите ли, я и сама не знаю, чья здесь власть. Хотя некоторые считают, что власть — это и есть Бог.
— Бог?
— Ну да, Бог. Правда, это также понятие, да к тому же слишком растяжимое. У него ведь тоже есть имя, и даже, насколько я знаю, много, что весьма проблематично.
— Ты попала в собственную сеть.
— Ничего подобного, — не согласилась птица. — Вести философские диспуты — мой дар, и я в этом преуспела.
— Это дела не проясняет.
— Правильно. И все-таки…
— И все-таки тебе, конечно, на все это наплевать. Скучновато живется здесь, наверное.
— Скучно, — подтвердила птица. — Я молчу веками. Теперь здесь вы, и мой язык, этот колокол ненужных словес, развязался, давая волю пробудившимся эмоциям и непробудившимся чувствам. В этом-то и проблема.