Последняя черта
Шрифт:
Через час визга и ора, хныканья, отвратительного запаха мочи и говна, он всё же заговорил.
— Ты ногти ему неправильно выдергивала, — говорил Доктор, моя руки, — нужно было по-другому. Это даже видно — резко не так больно, нужно чуть приподнять пластину щипцами, прежде чем дергать.
— Вот и покажешь в следующий раз, — бурчала Алиса. — Я не против. Завязала, но, может, пригодится.
Алиса оказалась вообще интересным персонажем, как и те двое. Спутник Лёхи всё-таки представился — Дикий, и оказался вполне добродушным молодым человеком. Доктор внезапно обнаружил в себе странное притяжение к этой троице
Потом он познакомит с ними Герасима, который сразу вольётся и особенно побратается с Диким. Еще через месяц ребята прекратят заниматься пушками, но Доктор уже не уйдёт — останется с ними. Ему даже не нужно было доставать карты или бросать руны, чтобы понять — они безумно важны в его судьбе. Насколько — ещё предстояло узнать, но, определённо, эти знакомые были чем-то большим, чем собутыльниками.
Доктор не знал, почему не сделал расклада на Таро. Подсознание — штука странная и ограждающая от неприятных моментов. Он всегда спрашивал совета насчёт новых знакомых, а здесь, увидев ответ, бежал бы от этих приятных собеседников, куда глаза глядят. Потому что карты сказали бы просто и коротко — Башня.
Глава 8.1
Когда послышались шаги, к горлу подкатил липкий страх. Точно не по головке погладить припёрлись... Чьи-то руки подхватили, поволокли, но бить не начинали. Раздели донага, уложили в камеру с душем. Ожог тут же защипало, но Ворон заставил себя молчать. Потом одели в робу и усадили мешком картошки на одинокий стул напротив одинокого стола, специальным образом закрепив наручники за спинкой. Вывих тут же заныл в неудобном положении, но боль оставалась терпимой. После первых секунд стало понятно, что сильнее всего будет болеть задница. Из-под опущенной головы и синяка на половину левого глаза Ворон видел — за столом сидел не такой и старый мент, заполнял бумаги. И никого, кроме них. Странно. Видимо, попробуют подкупить его прекращением боли. Не прокатит.
— Песков Константин Сергеевич... — протянул он, чуть отодвигая от себя документацию, и сложил руки на столе. — Будем знакомы. Я Анатолий.
Никакой реакции не получил. Помолчал ещё какое-то время, зарылся обратно в бумажки. Цепкий, но ещё не замыленный взгляд выискивал какую-то информацию. На внешний вид Ворона он старался внимания не обращать.
— Ознакомься. — Анатолий развернул к нему протокол и чуть склонил голову. — И подпиши.
— Хером? — любезно поинтересовался Ворон тихим, сорванным ещё ночью голосом.
Мент вздохнул, нажал на кнопку под столом — неприятно задребезжал звонок. В комнатку вошёл дежурный, довольно грубо, но высвободил руки из наручников и тут же исчез под всё то же дребезжание. Замок двери.
«А это он зря», — подумал Ворон. Может быть, сил у него было мало, но что-нибудь сломать Анатолию он вполне мог. Смущала только кнопочка. Но ему-то что терять?
— Ознакомься, — повторил Анатолий. — И подпиши.
Решив для себя, что, если Анатолий окажется слишком настойчив, можно будет ему что-нибудь подпортить, Ворон даже не посмотрел в протянутый документ. Левой,
— О как, — вскинул брови мусор, хмыкнув. — С характером, значит... Хорошо.
Он спокойно подвинул протокол обратно, разорвал на две части и просто выбросил через плечо. Затем будто расслабленно откинулся на спинку стула.
— Я тебе предлагаю поговорить по-нормальному, Костя. Без лишнего. Если ты, разумеется, не хочешь для других неприятных последствий.
«Для других» Анатолий отчётливо выделил и, на всякий случай, напрягся.
«Вот гондон», — понял Ворон. Ну что ж, слушать даже такой откровенный пиздёж было куда приятнее, чем... что-либо ещё. Правило он знал хорошо: не хочешь неприятностей для других — молчи. Любые попытки убедить в обратном казались смехотворными. Жаль, смеяться сейчас было слишком больно.
— Кузнецова Алиса Васильевна. — Мент постучал ногтями по металлической столешнице. — Знаешь такую? Не можешь не знать... Она забирала тебя из КПЗ примерно три с половиной года назад. Дело о страховке, помнишь? Последний твой привод. Это всё, что в принципе о конкретно тебе есть в базе, не считая твоего папашу. Найти было несложно. Зато на Алису имеются старые и новые наработки. Её пару раз ловили на кражах, в наркотическом опьянении, по малолетке... Мне продолжать?
Ворону стоило серьёзных усилий заставить себя не вздрогнуть. Не выплеснуть ничего из волны ярости, поднимающейся изнутри. Анатолий определённо играл с огнём.
— Лови, раз имеются, — криво усмехнулся Ворон.
Ведь если не поймали — значит, блефуют. С Алисой перед глазами он будет куда сговорчивее, но сама мысль о подобном выборе: Алиса или друзья — застилала взор полотном невозможных для него сейчас слёз. Такую боль Ворон уже не мог прятать в чёрном омуте, мог только опустить взгляд.
— Вас, в случае чего, в разные тюрьмы посадят, — как бы невзначай обронил Анатолий. — Вернее её — посадят, а тебя — на электрический стул. Хотя, тут как посмотреть.
Он будто о чём-то задумался, а потом облокотился на стол.
— Я могу поднять все незакрытые дела, которые, как мне покажется, будут связаны с тобой. Ты думал, что от тебя отъебались? Нихрена. Ты до сих пор прицелом, Костя. Ты сын отморозка. Полиция с тебя никогда не слезет, а сейчас появился повод копнуть глубже. А насчёт Алисы этой — она явно слишком плотно с тобой якшается, так что можно будет следом. На стул.
И поднялся.
— Разговор, так понимаю, у нас на этом закончен?
— Да, — с удивительным сейчас для себя ледяным спокойствием ответил Ворон.
Нахер такие разговоры. Страх существует затем, чтобы на него срать с высокой колокольни. Запугивать Ворона было бесполезно. Неизбежное и так неизбежно, а смерти он уже ждал с нетерпением. И, честно, ему совершенно не хотелось, чтобы его, такого, ещё хоть раз видела Алиса. Уж лучше электрический стул...
— Хорошо. — Анатолий вздохнул. — Значит, расклад такой: тебя тут продолжают избивать, твою шлюху сажают в соседнюю камеру. Учитывая, как обращаются с тобой, её ждёт ещё более счастливая участь. Я не сторонник, но, увы, ничего сделать не смогу. А потом — оба в крематорий. Не завидую я твоей бабе, Константин. Могла бы и не тряпку найти.