Последняя черта
Шрифт:
— Ты где так научился... Э, погоди, чё ты делаешь?
— Отцу звоню.
Они залетели в какой-то незнакомый двор.
— Охуел?! — Егор вырвал смартфон из рук. — Щас! Нахрена?!
— Ну так… Нападение же…
Лёха откровенно растерялся, не понимая реакции. В его голове всё просто: опасность — нужно звонить либо в полицию, либо сразу отцу. Он так говорил.
— Да какое, нахер, нападение?! Вообще дурной?! Ты хоть знаешь, кто это был? Это по мою душу приходили, так что не парься…
— Знаешь что? — посерьёзнел Лёха, забирая у друга телефон и убирая его в карман. —
Егор сам не понял, почему рассказал. Может, сильно его поразило, как мальчишка отправил в отключку здорового бойца маленькой железной балкой, может, ещё что-то. Рассказывал настороженно и не всё, изучая реакцию. Сначала, что вляпался в криминальную историю случайно, потом признался, что всегда в ней и жил, а затем и вовсе, в открытую — оружие помогаю продавать друзьям, хоть вяжи! Про мать не сказал только.
— Вот оно как, — выслушав, хмыкнул Лёха. — И чего ты боялся? Мне-то какая разница? Не убейся только, да и всё. Если я сын прокуроров, — зазвучала даже обида, — это ещё не значит, что я стукач. Понял? Друг я тебе или кто?
— Друг, — подтвердил Егор и пошёл за другом дальше, по пути завязывая новый разговор о подробностях.
А потом стало совсем просто. Лёха слушал истории Егора, пока никого не было рядом, выпросил у отца возможность ходить пешком, делая часть домашки между уроками, и теперь у друзей было на двадцать минут больше. Они пёрлись вместе до угла, на котором расходились, пожав друг другу руки. Лёху потом ждали тренировочный зал, выкрики наставника и восторг, никак не проходящий.
Он находил искусство меча незаслуженно забытым. Во-первых — опасно для врага, во-вторых — если полуторник лёгкий, им можно выделываться и крутить, красуясь. Но это пока наставник не видит — иначе выдаст люлей.
Несостыковки с родителями начались примерно тогда же. Отец прознал о дружбе с Егором, был жуткий скандал, по итогу которого Лёхе категорически запретили это продолжать.
— Его семья на учёте стоит! — кричала мать. — Мать сидела, отца убили на разборках! Они преступники, и он тоже будет! Лёша, зачем тебе это?
Лёха сидел пристыженный, опустив голову, и считал про себя до сотни. Какая разница, какая у него семья? Какая разница, что он помогает матери — всё-таки позже признался — с продажей оружия? Егор сам по себе хороший парень, верный друг и однозначно никогда не бросит в беде. Для Лёхи это был как дважды два — точно такая же истина, непоколебимая и настойчивая. Его друг не предаст, не подставит, даже если подставлять было не в чем, и самое плохое, что с Лёхой случалось после той драки, — совершенно вылетевшая из головы домашка по алгебре. Он жил размеренно, слушался родителей в меру — как и любой пацан его возраста, слушал криминальные истории и поражался, как Егор всё это вывозит на хрупких плечах.
А он просто привык. Всегда дома была накурено, периодически раскиданы бутылки. Мать не старалась даже поддерживать порядок, ненавидела Егора первые три года жизни, открыто признавалась, что порывалась убить, но потом что-то ёкнуло. Своего отца он не знал — убили до рождения. Прекрасно,
— Егор, блять! — крикнула она из коридора. — Где тебя черти носят?!
— Да иду я, — ворчливо откликнулся мальчик, с сожалением закрывая вкладку с астрономией, и потащился к женщине. Привычно поднял ящик, толкнул ногой уже открытую дверь квартиры и осторожно спустился вниз. У самого подъезда стояла дорогая машина, а рядом курил сурового вида черноглазый мужчина. Вроде неприметный, но взгляд всё равно цеплялся, настораживался. Заметив мальчишку, мужчина затянулся в последний раз, выкинул сигарету в сторону и открыл багажник.
— Здесь всё?
— Ага, — пробурчала мать, останавливаясь рядом в ожидании. Мужчина полез в карман и протянул ей туго свёрнутую пачку налички. — Когда следующий?
— Нескоро, — лаконично отозвался он, захлопнув багажник. — Месяца два меня в городе не будет, уезжаю. Крупняк попался.
— Осторожнее. — Женщина запахнулась в кофту. — Если тебя вальнут — к кому я буду обращаться?
Он рассмеялся.
— К сыну моему?
— Ты щенка выдрессируй сначала. Он поди ещё крови не знает, — фыркнула мать, подтолкнув Егора обратно к дому. — Шуруй, выперся в одной футболке, заболеешь ещё... Бывай, Песков. Звони, если что.
Пескова Егор видел редко, но тот всегда закупался на ура. После такого через пару дней всегда были деньги на проезд и еду для школы. На самом деле, они были почти постоянно, но мать не давала даже лишней копейки, потому что для государства нужно оставаться чистыми, и закидывать внушительные суммы на карту через обменников на чёрных рынках было идеей плохой. У матери были документы о работе в каком-то всеми забытом предприятий, якобы поломойкой, она даже иногда появлялась там поставить пару подписей, а на деле большую часть времени проводила дома, с друзьями, ещё где-то…
Подзатыльники — это забота. Егор всегда мог различить в карих глазах эту странного вида заботу, которой женщина его окружала. Заставляла таскать тяжести, выгоняла на мороз, а потом поила тёплым чаем. Тренировала и готовила к жизни, как умела.
Лёха поднимал тренировочный меч, а Егор — ящики с оружием. Лёха старался спорить с отцом, отстаивая право на дружбу, а Егор надеялся, что мать не узнает никогда, с кем он спутался. Сам не жалел, другу верил, но знал — не поймёт. Слишком много крови менты ей попортили, чтобы женщина даже попыталась подумать в хорошем ключе, что о них самих, что об их детях.
Потому они прятались ото всех, созванивались тайком. Вечером Егор отправлялся слоняться по району, а Лёха просто запирался в комнате. Она жаловались друг другу на свои, такие разные, проблемы, о которых нельзя было сказать в школе. А сын прокурора к тому моменту постепенно начинал осознавать, что отец его — не самый хороший человек, который в мире существует. И что государство, чей флаг висел в гостиной, тоже не такое уж и хорошее. Зародилась неприязнь ко всему — своей жизни, квартире, школе…