Последняя девственница королевства
Шрифт:
— О, боги…
— …поэтому побольше уважения, и капельку любви, если можно, — все тем же томным голосом заправского соблазнителя продолжил крысенок. — Жди меня, и я вернусь. Со сведениями, которые больше не раздобудет никто, моя сладкая булочка! И обещай мне, что я буду единственной крысой в твоей жизни, которая видела все внутри твоего платья!
— О, боже!
— Нет, я не бог. Я всего лишь крыса. Зови меня Бон. Сырный Бон!
Серым комком крысенок скатился по атласной скатерти и юркнул в темный угол, и там пропал, просочившись в какую-то совсем уж незаметную щель.
Вернулся он очень
— Скорее! — пищал он. — Скорее! Я все узнал! Это для Короналя, да!
Нова подскочила, и крысенок, умаявшись в конец, устало становился и уселся на толстенький зад у ее ног.
— Уф, весь взмок, — пожаловался он, с остервенением намывая свои усы, проворчал он.
— Да не тяни, говори!
— Я пошел на запах этой отравы, — начал крысенок. — Она пахнет так сильно, что даже вы, люди, ее чуете! И знаешь что?! Нечестивец уверяет, что это никакая не отрава! Это вроде как приворотное зелье! Так говорил этот, с маской и фальшивыми усами! Он отдал яд девице из гарема! Они встречались тайно, в той самой оранжерее с цветами, откуда мы с тобой сбежали! Эх, ты, дылда… если бы ты была поменьше, и если бы у тебя не было такой огромной головы, ты была бы не так заметна, спряталась бы между роз и сама все услышала бы! Нечестивец не тебя искал там; он поджидал ту девицу, которой и купил отраву!
— А как выглядит эта девица?! — подозрительно спросила Нова.
— О-о-о, — таинственно протянул крысенок, и Нова тотчас поняла, что сейчас прослушает очередную лекцию об огромных, как голый череп, головах.
— Давай без твоих фантазий про жуткие головы! — резко оборвала его речь Нова. — Как она была одета? Во что? Какого цвета волосы, глаза?
— Откуда мне знать, — искренне изумился крысенок. — Я же крыса. Это вы, люди, придумываете, как обозначить то или иное в своей внешности. У нас-то все проще.
— Да я больше, чем уверена, что это Прекрасная! — простонала Нова. — Кто еще потерял так много, чтоб отважиться на такую дерзость! Но как она рассчитывает опоить его, если Корональ чует нечистую магию?
— Зелье пахнет приятно, — заметил крысенок. — Свежими дынями. Вполне можно подумать, что это угощение, — крысенок облизнул нос своим розовым языком, — или духи. Корональ может и не заметить… Она просто брызнет, например, на одежду, и готово дело.
— Но как она собирается его опоить, он ведь не подпускает ее к себе? — волновалась Нова.
— Может, опрыскает его одежду? Нальет ему под двери? Вислоусый сказал, что и нюхать это зелье тоже нельзя, опасно, а то влюбится в первого попавшегося раба… или евнуха. И будет потом всю жизнь страдать и раскаиваться.
— Странно это, — заметила Нова. — Он говорил о том, что хотел бы на мне жениться… уговаривал, за руки хватал… стал бы он так делать, если б в его руках было приворотное зелье? Конечно, нет. Значит, это точно яд! И Прекрасная, думая, что он вернет ей любовь Короналя, из кожи вон выпрыгнет, но подольет! Я должна спасти его!
— Она должна! — проворчал крысенок. Нова больше не слушала его; вихрем она пронеслась к дверям, и крысенок запрыгнул на ее шлейф.
Прекрасная была на своем месте — в самой скромной комнатке. Она сидела на бедной кровати, на тощем тюфяке, неспешно
— Сию секунду отдай мне зелье, которое ты купила у нечестивца! — выпалила Нова, но Прекрасная даже бровью не повела.
— Понятия не имею, — хихикая, ответила она, — о чем ты говоришь.
— Ты купила приворотное зелье! Только нечестивец обманул тебя, это яд, а вовсе не то, что ты просила! — с отчаянием выкрикнула Нова. — Ну же! Ты ведь не хочешь отравить Короналя!
Прекрасная томно закатила глаза, изображая усталость от нелепых обвинений.
— Что ты еще придумала, — с плохо скрываемой издевкой произнесла она, — чтобы опорочить меня перед Короналем? Тебе мало того, что я пала ниже некуда? Ты хочешь окончательно от меня избавиться, потому что чувствуешь, что я тебе по-прежнему соперница? Ты хочешь меня оговорить так, чтобы Корональ меня казнил? Какая бесчеловечная, звериная жестокость! А еще строит из себя саму невинность!.. С таким-то черным сердцем!
— Не время шутить! — чуть не плача, ответила Нова. — Я правду говорю! Нечестивец обманул тебя! Это никакое не приворотное зелье, это яд, яд!
— Если это яд, — вкрадчиво ответила Прекрасная, — и если ты так любишь Короналя, как говоришь, то попробуй, отыщи его. Я разрешаю тебе попробовать все мои крема, духи, все, что ты посчитаешь опасным. Отдашь за Короналя жизнь?
Глаза Прекрасной смеялись, и Нова поняла, что девушка ничуть не верит ей, и на самом деле считает, что Нова из ревности пытается выманить у нее зелье.
— Не отдаст, — пискнул крысенок на ухо Нове, прячась у нее под волосами. — Да и пахнет им здесь как-то слабо, будто выветрился уже запах. Наверное, утащила уже и подлила. Вот и сидит теперь спокойная.
Усмешка Прекрасной только подтверждала эти страшные догадки.
— Сумасшедшая! — выкрикнула Нова. — Да ты все равно не сможешь сделать это! Корональ не желает тебя видеть! Ты не сможешь и на пушечный выстрел к нему подойти!
— А вот тут ты не права, — неожиданно холодно, зло и четко произнесла Прекрасная, поднимаясь. Она подошла вплотную к сопернице, заглянула в ее светлые глаза и снова цинично усмехнулась. — Ты же новенькая в гареме, ты же ничего не знаешь… Каждый пятый вечер Корональ призывает к себе наложниц, танцевать перед ним танец страсти со свечами. Он очень любит этот танец… и огненных магинь. Он не пропустил ни одного вечера, и сегодняшний — не исключение. Евнухи уже приходили и велели собираться. Только-то и длилась твоя власть, — Прекрасная цинично усмехнулась, — что до первого лепестка пламени.
— Он выгонит тебя, — выдохнула Нова, ощущая приступ жгучей ревности.
— О, нет, что ты. Не выгонит. Я закрою лицо, на волосы накину красивое покрывало, и он меня не узнает. Все, что он будет видеть — это мои гибки руки, стройные ноги и соблазнительный живот. Я танцую лучше всех; и он не устоит, нет! Ни один мужчина не может устоять, когда я танцую!
— Почему же не позвали меня, — с обидой выдохнула Нова, и Прекрасная снова едко хихикнула.
— Но ты ведь особенная, — напомнила она ядовито. — Ты ведь такая неприступная и целомудренная, что аж мошки в углах дохнут. Танцевать ты не умеешь; да и костюма для танцев у тебя нет!