Последняя Ева
Шрифт:
Кроме того, Лев Александрович явно обладал большим любовным опытом. Это только сначала ему что-то не удавалось – наверное, от волнения. Теперь же, взасос целуя Еву, он очень умело делал при этом все, что должно было доставить ей удовольствие. Движения его становились то быстрее, то медленнее, он приподнимал бедра, останавливался, горяча Еву своей неожиданной заминкой, – и вдруг снова погружался в нее, весь дрожа и ее заставляя вздрагивать.
Глаза ее уже привыкли к темноте, да и фонари ярко светили за окном на набережной. Ева ясно видела его запрокинутое лицо с чуть приоткрытыми
– Я сейчас буду кончать, – вдруг прошептал он. – Ты можешь со мной кончить, ты успеешь?
Его слова прозвучали неожиданно и подействовали, как ведро холодной воды. Ева почему-то не могла слышать этих слов, в общем-то, вполне обыкновенных в устах мужчины – Денис тоже почти всегда произносил что-то подобное…
Она ничего не ответила и только приподнялась немного, помогая его движениям, которые стали быстрыми, судорожными и вместе с тем равномерными. Из-за этой равномерности его движений она даже не поняла, что он уже достиг пика удовольствия, и когда Лев Александрович остановился – подумала, что сделала что-нибудь не так.
Но он благодарно поцеловал ее в губы и положил голову ей на плечо.
– Ева, спасибо тебе, милая моя… – шепнул он ей на ухо; в его шепоте звучала такая искренняя благодарность, такое усталое счастье, что она мгновенно забыла обо всем остальном. – Я даже предполагать не мог, что все получится так… Так хорошо!
«В конце концов, мне ведь к этому не привыкать, – подумала Ева. – И с Денисом мне не сразу… Наверное, я такая женщина – не гений страсти, что поделаешь. А он очень хороший человек, он мне действительно приятен, и в постели тоже, а это уже немало… Господи, о чем я думаю!»
Лев Александрович лег рядом с нею, положил руку ей на грудь. Ева осторожно коснулась его руки, перебрала мягкие пальцы.
– Какое колечко у вас милое, – заметил Лев Александрович; значит, его глаза тоже привыкли к темноте. – Как вы сами… Наверное, мама подарила к совершеннолетию?
– Да, – кивнула Ева. – А как вы догадались?
– Девическое колечко – так камень вправлен, – объяснил он.
– Зовите меня на «ты», ладно? – попросила Ева. – Спасибо, что не сразу… Но теперь ведь глупо было бы, правда?
– Правда, – кивнул он. – И ты меня, конечно, тоже. Мне, знаешь, всегда нелегко переходить на «ты», несмотря на мой писательский ресторанный опыт. И тебе ведь тоже, я сразу почувствовал.
Ева тихо засмеялась в темноте этому совпадению.
– Ева, – сказал, помолчав, Лев Александрович, – выходи за меня замуж. Мне страшно подумать, что тебя могло не быть в моей жизни.
Тоненькая струна, совсем притихшая было в ее сердце, забилась, задрожала с прежней силой от того, что прозвучало в его голосе.
– Не отвечай сразу, подумай, – сказал он. – Я понимаю, ты можешь еще не чувствовать ко мне… Вот так, сразу. Но подумай все-таки, хорошо? С моей стороны
Ева плохо представляла, что значит эта фраза, которая так часто встречалась в старых романах: проверить свои чувства… Как их проверяют, чем? Но голос его звучал искренне, и она была благодарна ему за то, что он не требует немедленного ответа. Она действительно не знала сейчас, что сказать – вот так, сразу…
– Принести еще ликеру? – спросил Лев Александрович. – Тебе понравилось, я заметил.
Глава 8
Да, никогда еще Ева не жила так безмятежно, как этой весной, в которую ей исполнилось тридцать три года.
После той ночи все ее дни проходили под знаком скорых жизненных перемен, но, как ни странно, именно это придавало спокойствие ее дням.
Они по-прежнему часто встречались, Лева по-прежнему заезжал за ней к концу уроков, и Ева еще несколько раз оставалась у него на ночь. При этом он предлагал поехать к нему в каждую их встречу, а не только тогда, когда находил это необходимым для себя. Иногда Ева отказывалась – если, например, назавтра у нее был первый урок, или надо было дополнительно подготовиться к чему-нибудь, то есть невозможно было не заехать домой. Иногда соглашалась, и эти вечера и ночи с ним были неизменно хороши.
Лева умел продумывать приятные мелочи, это Ева давно уже заметила. Она могла быть уверена, что к ее приходу непременно будет ужин – правда, состоящий из холодных закусок, но всегда из очень хороших: красная рыба, черная икра, какие-то необыкновенные сыры пяти сортов… Продукты – во всяком случае, к ее приходу – он покупал не в сомнительных киосках, а в супермаркете на Лубянке – бывшем знаменитом на всю Москву сороковом гастрономе.
– На уровне глаз, Евочка! – смеялся Лева. – В супермаркетах все рассчитано на таких клиентов, как я, – которые берут то, что находится на уровне глаз. Туда и выставляют самое дорогое…
Ева с удовольствием пробовала напитки, которые Лева ей предлагал, удивляясь полному отсутствию головной боли и вообще каких бы то ни было неприятных эффектов.
– Тебе, Евочка, согласно твоей утонченной внешности, должны нравиться сухие вина, – говорил Лева. – Но нравятся сладкие. Что ж, ты маешь рацию, как говорил один мой польский сокурсник по истфаку МГУ.
К сладким винам относился настоящий португальский «порто», который он наливал из пузатой бутылки в низкие бокалы с серебряными вензелями, нанесенными на хрустальные бока.
Однажды Лева попросил Еву заехать с ним в антикварный магазин на Арбате, чтобы взглянуть на напольные часы, которые он давно уже присмотрел для гостиной. Еве понравился хрипловатый торжественный бой – и часы немедленно были куплены, хотя стоили гораздо дороже, чем какой-нибудь диван-«малютка». Впрочем, он и не собирался покупать диван-«малютку»: не тот у него был вкус.
Лева и одевался так, что его внешность сразу производила впечатление чего-то безупречного. Он любил мягкие пиджаки и пуловеры из натуральной шерсти с едва заметным рисунком, галстуки у него были только дорогие, как и обувь.