Последняя инстанция
Шрифт:
— Так вот как Тиун удалось открыть собственное дело в таком непомерно дорогом городе, как Нью-Йорк, — размышляю я.
— Совершенно верно, — отвечает Люси. — По той же причине я не собираюсь бороться с АТФ. Если начнутся дрязги, тогда, вероятнее всего, всплывет правда о моих досужих подвигах. Тут же все пустятся копать: отдел внутренних расследований, ревизоры. Меня распнут, принесут в жертву своим бредовым бумагомарательским идеалам. Мне оно нужно?
— Люси, из-за твоего нежелания выступить против несправедливости пострадают другие. Те, у кого нет миллионов долларов, вертолета и собственной фирмы в Нью-Йорке. А это, согласись,
— С несправедливостью борется «Последняя инстанция», — отвечает она. — Будем своими способами побеждать зло.
— Формально тебя не обвиняют в подработке. — Во мне заговорил адвокат.
— Согласись, то, что я подрабатываю на стороне, характеризует меня не лучшим образом. Ну, в плане надежности. — Люси выступает от имени противной стороны.
— А что, АТФ обвиняет тебя в недостатке профессионального рвения? Тебе когда-либо инкриминировали бесчестные поступки?
— Ну нет. В формальной отписке этого уж точно не будет. Только ведь правда в том, тетя Кей, что я действительно пошла против правил. Если ты работаешь на правоохранительные органы, будь то АТФ или ФБР, у тебя не должно быть посторонних источников заработка. А я с этим запретом не согласна. Так несправедливо. Если копам разрешается дополнительно подрабатывать, то чем мы хуже? Я, наверное, с самого начала знала, что мои дни у федералов сочтены. — Она встает из-за стола. — Поэтому сама позаботилась о своем будущем. А может, меня все просто доконало. Не хочу до конца своих дней быть у кого-то в подручных.
— Если ты решила уйти из АТФ, пусть это будет твой выбор, а не их.
— А это и так мой выбор, — говорит она с легким раздражением. — Все, я в магазин отправляюсь.
К двери идем, взявшись за руки.
— Спасибо. Для меня очень важно, что ты мне все рассказала.
— Я тебя еще и вертолетом научу управлять. — Люси надевает пальто.
— Эх, где наша не пропадала!.. Я в последнее время и так будто в безвоздушном пространстве болтаюсь. Вылетом больше — вылетом меньше...
Глава 6
Уже много лет в народе ходит грубая шутка: виргинцы едут в Нью-Йорк за искусством, в то время как нью-йоркский интерес к Виргинии связан исключительно с отходами. Из-за этого язвительного замечания мэра Рудольфа Джулиани чуть не разразилась очередная гражданская война. На тот момент у них с Джимом Гилмором, тогдашним губернатором Виргинии, были серьезные разногласия по поводу права Манхэттена сгружать в наших портах мегатонны северного мусора, предназначенного для южных свалок. Представляю, что начнется, если пройдет слушок, будто и за правосудием нам надо обращаться к «старшему брату».
Все то время, что я возглавляю отдел судмедэкспертизы при прокуратуре штата Виргиния, Хайме Бергер руководила отделом по расследованию сексуальных преступлений при Манхэттенской прокуратуре. И хотя мы с ней не знакомы лично, наши имена нередко упоминают в связке. Меня называют самой известной женщиной-паталогоанатомом, а ее — самой известной женщиной-прокурором. На подобные заявления я всегда реагировала единственно верным способом: во-первых, мало того что я сама к славе не стремлюсь, но еще и не доверяю тем, кто на ней помешан, а во-вторых, слово «женщина» здесь неуместно. Самцы и самки. Ведь никто не называет добившихся успеха представителей сильного пола «мужчина-врач», или «мужчина-президент», или «мужчина — исполнительный директор».
Последние
Сегодня среда, вечереет, мы с Люси устроили предпраздничный поход по магазинам. Пересмотрела массу всего, накупила столько, сколько за неделю не приготовить; на душе печаль и треволнения, под гипсом безумно чешется, и непреодолимо хочется курить. Люси носится где-то в «Редженси», занимаясь своим собственным списком, а я ищу тихое, спокойное местечко, где можно спрятаться от снующих толп. Тысячи людей тянули до последнего, чтобы за три дня до Рождества с душой подыскать своим дорогим и любимым нужные подарки. Бубнеж и бесконечное шарканье безликой массы перекрывают мысли и голоса, вести беседу в этом беспрерывном гаме попросту невозможно: перед глазами мелькают лица, люди, откуда-то доносятся гнусавые праздничные мелодии, окончательно выводя из себя — нервы и так напряжены до предела. Бездумно смотрю на витрину, отвернувшись от беспокойного диссонанса снующих покупателей, которые, подобно неопытным пальцам на клавишах, срываются с места, останавливаются замерев, напирают — и все без особого чувства. Прижав к уху сотовый телефон, придаюсь новой страсти: сегодня, наверное, уже раз десять прослушивала голосовую почту. Теперь это моя единственная колея, ведущая к прежней жизни. С домом меня соединяют, пожалуй, лишь телефонные сообщения.
Итак, четыре звонка. Сначала Роза, моя секретарша: интересовалась, боевое ли у меня настроение. Мамуля нудно и долго сетовала на жизнь. Звонили из телефонной компании по поводу какой-то оплаты. Ну и горел желанием поговорить Джек Филдинг, мой заместитель. Не откладывая в долгий ящик, набираю его номер.
— Тебя почти не слышно, — раздается раздраженный голос в одном ухе — другое я прикрываю рукой. Где-то на заднем плане плачет какой-то малыш.
— Мне здесь общаться несподручно.
— И мне. Моя бывшая нагрянула. То-то радости привалило.
— Что стряслось? — спрашиваю я.
— Только что позвонила какая-то нью-йоркская прокурорша.
Потрясающе. Силой заставляю себя успокоиться, чтобы голос не выдал волнения, и с напускным равнодушием интересуюсь ее фамилией. Выясняется, что Хайме Бергер несколько часов назад отыскала его по домашнему номеру: хотела знать, ассистировал ли он на вскрытиях Ким Льонг и Дианы Брэй.
— Интересно, — высказываю свое мнение. — А разве твой номер есть в телефонном справочнике?