Последняя искра

Русс Алана

Те, кто живёт долго… Чутьё подсказывало, что Шарар сейчас не только о себе речь ведёт.

— Мне казалось, ваш народ вполне себе страстный, — напомнила я о гессир, вскинув брови.

— Ах, это, — заулыбался Шарар вдруг смущённо. — Поверь, Лиза, таким, как я, нет нужды спать с женщинами слабого рода, точнее, — выставил он руки, спеша объяснить, — с женщинами не нашего рода.

— Драконы женятся лишь на своих, — вспомнила я слова Умы.

— Вы слишком хрупкие для нас. Все вы, — глядя на море, подтвердил Шарар, явно говоря обо всех женщинах на оставшихся пяти

континентах. — Да и постель в жизни такого, как я, не играет важной роли. Для нас значимо лишь единение начал, слияние стихий. Всё остальное — лишь для заведения потомства. С людьми же, — он вновь уставился на меня, заставляя чувствовать себя крайне неловко, — всё иначе. Физическая близости для вас важна. Это одна из форм проявления чувств и привязанности.

Я молча смотрела перед собой, но не видела блеска закатных лучей на волнах. Просто ждала, пока Шарар прекратит буравить меня взглядом.

— Вот поэтому я и пользовался гессир, — наконец отвернулся дракон. — Нужно было понять, как обращаться с таким хрупким существом, как ты, если вдруг…

— Шарар! — воскликнула я, едва не оттолкнув дракона. — Когда это ты решил, что мы с тобой в одну постель ляжем?

— Ничего я не решил, — сурово свёл брови он, одним махом широкой ладони уничтожив узоры на песке. — Но если ты вдруг захочешь проявить ко мне чувства… Любые чувства. Я буду готов.

Я покачала головой, но спорить не решилась. Пусть думает, что хочет. Его право. Каждый обманывает себя, как умеет. По разным причинам.

— И сколькие из несчастных рабынь отправились за Пелену, пока ты экспериментировал?

Шарар вскинулся, сердито полыхнув огнём глаз.

— Ты действительно хочешь знать, на что я готов пойти, чтобы просто прикоснуться к тебе и не причинить боль?

Я отрицательно мотнула головой, зло стиснув зубы.

Шарар молча смотрел на меня, а я вновь всеми силами держалась, чтобы не отвечать на взгляд.

— Ты думаешь, я бред несу, — спокойно сказал он.

— Думаю, что ты лишнее себе надумал, — не менее спокойно отозвалась я.

— Надумал… — протянул Шарар усмехнувшись. — У всех есть слабости, Лиза. Разница лишь в том, кто бьёт по этим точкам, зная о них, а у кого достаточно чести… Скверное создание! — вдруг со злостью процедил он, сверля меня взглядом. — Неспособное ни сострадать, ни любить, ни ценить. Если бы спросили меня, кто самое жестокосердное создание на Иппоре, я бы не задумываясь ответил: тёмные! Истинные воины крови и стали.

— Пустынники исконно считаются воинами, — возразила я.

— Пустынники горячи и вспыльчивы, это верно, — наконец отвернулся Шарар и уставился вдаль, на качающие горизонт волны. — Но они прямы и бескомпромиссны. Они бьют в лоб. Тёмные же скрывают свои истинные намерения в тени. Скрывают до тех пор, пока нанесённый ими удар не принесёт плоды и не свалит жертву.

Солнце медленно закатывалось за горизонт, и тени ползли всё выше, жадно пожирая и скалистый берег, и город внизу.

Мне становилось холодно. Я знала почему.

Пламя во мне гасло с каждой новой горькой мыслью.

— Он нанёс пробный удар, — ещё и

не унимался Шарар. — Ты выстояла, а значит, будет и следующий, если снова поддашься его обаянию. Ты должна забыть его!

— Шарар, ты с ума сходишь, — разозлилась я. На деле же нутро будто холодом опалило. — Велор никогда не поднимал на меня руку. А уж меч и тем более.

— Я не об оружии говорю, — оскалился дракон, полыхнув огнём глаз. — Он притягивает тебя, тешиться властью над тобой, а затем бьёт наотмашь, Лиза! Я знаю, что этот тёмный покинул тебя однажды. Хватило ума догадаться. Не ведаю, что стало тому причиной, но это так. И теперь, он отказался от тебя снова. Разве не потому ты сейчас здесь с заплаканными глазами?

Я спешно отвела взгляд. Обсуждать то, во что даже ум отказывался верить, то, что причиняло невыносимую боль, не хотелось. Не здесь, ни сейчас, ни уж тем более с драконом.

«Да возьми ты себя в руки! — рассердилась я сама на себя. — Не хватало ещё утонуть в болоте всеобщей жалости и советов».

— Да, — сухо кивнула я. — У нас с Велором возникли сложности.

— Сложности можно преодолеть, — безжалостно подбил мои слова на лету Шарар. — Меж вами же пропасть, что ни мостом соединить, ни по воздуху не преодолеть. Вы разные, как лёд и пламень. Так было и так будет. Он тебе не пара. И Велор знает об этом. Иначе, вместо меня сейчас здесь был бы он.

Болью назвать то чувство, что медленно ввинчивалось в грудь, и язык не повернётся. Наверняка, если и существует в наших двух мирах ад, пыточные мастера в волнении замерли, следя за мной и делая ставки: «Сколько же эта дурочка ещё протянет?»

— Ты прав, наверное, — сама того не ожидая, вдруг тихо проговорила я, поднимая взгляд.

Вокруг всё посерело. Яркое пустынное солнце поблёкло прежде чем исчезло за морем, и лишь Шарар с облегчением выдохнул и возвёл глаза к небу.

— Во имя света, Лиза… ты услышала меня. Во имя света!

Он ободряюще улыбнулся. Протянул руку и коснулся костяшками тёплых пальцев моей щеки.

— Ты мёрзнешь… Твоё пламя гаснет.

— Знаю.

Шарар заволновался.

— Лиза, ты запираешь себя внутри. Дай огню выход!

Я помотала головой. Не могла. Просто не было сил.

Дракон придвинулся ближе и обхватил моё лицо ладонями.

— Посмотри на меня… Прошу.

Через силу я открыла глаза. Пламя змеиных глаз не манило, не завораживало. Оно согревало.

Странно, но это было гораздо важнее сейчас. Гораздо ценнее.

— Ненависть — чувство естественное для живых существ, — сказал Шарар, убедившись, что я в сознании и слушаю. — Когда нам делают больно, сердце замирает и начинает биться только при подключении резервных шестерёнок. Их запускает ненависть, желание отомстить.

— Я не страну Велору мстить, — с трудом разлепила я ссохшиеся губы.

— Я и не призываю, — успокоил Шарар. — Лишь говорю, чтобы ты не стыдилась обуревающих тебя чувств. Дай им выход. Покажи своё пламя!

— Покажу и натворю бед. Шарар, — попыталась я выкрутиться из плена тёплых, грубоватых рук, — тебя я уж точно калечить не хочу.