Последняя из дома Романовых
Шрифт:
– Шпаги в ножны, – спокойно сказала принцесса. – Иначе я пристрелю вас, банкир Беллони. – Она направила оба дула на высокого человека в маске. – Да, да... даже под маской я узнаю вас по препротивному голосу! Я не шучу... Обычно считают до трех, у меня привычка считать до двух, далее мне становится скучно.
Она разрядила пистолет.
– Не надо! – в ужасе закричал человек в маске.
– Я пробила вашу шляпу ровно на дюйм выше головы. Это последнее мое предупреждение.
– Уберите шпаги, – проворчал человек в
Беллони и его люди уходили по узкой римской улице. Иногда они оборачивались и грозили кулаками...
У кареты остались Доманский, Черномский и Христенек Лейтенант вложил шпагу в ножны и учтиво поклонился принцессе.
– Кто вы, прекрасный юноша? – усмехаясь, спросила принцесса из окна кареты.
– Я посланный, Ваше высочество.
Лицо принцессы тотчас стало недоверчивым.
– От кого, сударь?
– От того, кому вы писали. От командующего Российским флотом Его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова.
– Вы русский? – хмуро спросила принцесса.
– Я славянин из Рагузы, но состою на русской службе. Мне пришлось оставить службу, чтобы прибыть сюда, не вызывая подозрений.
Принцесса обратилась к Доманскому.
– Пригласите господина... – Она вопросительно посмотрела на лейтенанта,
– Лейтенант Христенек Иван Христенек.
– -синьора лейтенанта зайти к нам в ближайшие дни. Она вышла из кареты.
– Послезавтра в час дня Ее высочество будет ждать вас, – сказал Доманский Христенеку.
– Через день ровно в час дня я стоял у дома принцессы...
Христенек постучал в дверь. Открыл слуга.
– Как доложить?
– Иван Христенек, бывший лейтенант Российского флота.
– Не велено принимать, – сказал слуга.
– Ты в своем уме, братец? Мне назначено.
– Принимать не велено.
В прихожей появился Доманский.
– Ее императорское высочество... – начал Доманский и уставился на Христенека, будто желая понять, какое впечатление произвел на него титул. Лицо лейтенанта выразило почтение. – Ее императорское высочество не принимает по случаю нездоровья.
– Когда разрешите наведаться?
– Зайдите послезавтра в час дня, – откровенно издеваясь, сказал Доманский.
В своем доме Христенек принимал английского банкира Дженнингса.
– Вы предложите ей две тысячи червонцев от имени графа и уплату всех ее долгов банкирским домам Беллони и Морелли.
– Я хочу предупредить... – начал Дженнингс. – Для нормального человека это огромная сумма, на нее можно жить всю жизнь. Но она все просадит за неделю.
– Господин Дженнингс, вам все будет уплачено.
– Я знаю, но мне попросту жалко денег. Свои они или чужие, но это деньги.
– Итак, вы предложите ей от имени графа две... нет, три тысячи червонцев. И я жду вас с нетерпением, мистер Дженнингс.
Поздним вечером банкир Дженнингс вернулся в дом Христенека.
– Вы не поверите... – сказал банкир, опускаясь в кресло.
– Не взяла?! – в восхищении спросил Христенек.
– Сначала схватила... думала, что это от меня, что я поверил наконец в ее сказки. Но когда узнала про графа, сказала, что весьма благодарна, но в деньгах не нуждается, ибо ждет большую сумму из Персии со дня на день. Ну, дальше пошли султаны, принцы, короли.
– Вы должны предупредить всех римских банкиров, – начал Христенек
– Можете не беспокоиться, никто в Риме не ссудит ей ни гроша. Так что можете спокойно ждать. Послезавтра к ней придет полиция и уведет поляков. Это она бы еще пережила. Но жить, не швыряя деньгами... Нет, это совершенно для нее невозможно. Так что ждите спокойно: я уверен – все случится завтра утром.
– На следующее утро я был у дома принцессы...
Христенек стоит у дома принцессы. Он хотел было постучать, но дверь дома открылась, и оттуда выпорхнула принцесса.
– А я как раз собираюсь на прогулку, – сказала она, сияя улыбкой. – Как здесь тепло в декабре! А у нас на родине сейчас, должно быть, морозы. В Петербурге в декабре такие холода...
– Я никогда не бывал в Петербурге. Граф взял меня на службу в Ливорно.
– Ничего, побываете. У вас еще все впереди, мой юный друг! Помню, в детстве: идет снег, топится печь... А в Сибири морозы – железо трещит и лопается! Я так скучаю по своей стране. Однако что ж мы стоим? Не соблаговолите, лейтенант, сопровождать меня на прогулку?
Принцесса и Христенек верхом едут по Риму.
– Наш банкир Дженнингс в совершеннейшем удивлении. Признаюсь, и я удивлен не менее. Граф считал, что, заплатив долги Вашего высочества, он тем самым изъявит свою готовность...
Принцесса молчала,
– ...изъявит свою готовность содействовать тому делу, о коем вы ему писали. Но вы не только не приняли услуг банкира... я до сих пор не могу передать вам письмо графа. Я просто не знаю, как сообщить обо всем этом Его сиятельству.
– Письмо при вас, лейтенант? – спросила принцесса.
– Да. Граф написал его по-немецки, он не силен во французском, но я могу вам перевести.
– Благодаря образованию, полученному щедротами моей августейшей матери, я понимаю и по-немецки, – улыбнулась принцесса.
Она взяла письмо, торопливо разорвала конверт. По ее судорожным движениям было ясно, как давно ей не терпится его прочесть. Не слезая с лошади, она пробежала письмо глазами. Потом взглянула на лейтенанта.
– Вам известно, о чем пишет граф?
– Да, Ваше высочество.