Последняя из рода Блау

Ри Тайга

Стены давили, находится здесь было невыносимо, и я отправилась туда, где меня точно никто не будет трогать. На кухне Маги не было, только одна сонная служанка встрепенулась, когда я приложила палец к губам — ради всего святого, молчи, девочка!

Вечерние пирожки, нарезка, яблоки, и пара бутылок отличного аларийского самогона из запасов кухарки отправились в корзину. На конюшню я выскользнула через черный ход, прячась в тени. Пересечь двор, свернуть за угол к маленькой калитке, и я уже вдыхаю успокоительный запах сена и лошадей, которые тихо приветственно заржали, учуяв фрукты.

Старик

караулил меня в углу, шагнув на свет так быстро, что я чуть не грохнула бутылки. Его все звали Старик, за столько зим я так и не сподобилась узнать, как же его зовут на самом деле. Но это подождет, это завтра.

Он щурился подслеповато и молчал.

— Ты меня не видел, — я прижала корзину к груди покрепче, чтобы не уронить. — И для своих тоже…поставь там у себя в голове картинку…хоть с обнаженной Маги, но чтобы меня никто не трогал до утра. Никто. Меня нет ни для кого, даже если явится дядя, легат, или император, ты меня не видел.

Старик кивнул, успокоительно похлопав меня по голове мозолистой шершавой рукой, и пошел запирать широкие ворота конюшни тяжелым длинным засовом.

Я подумала, и отправила на дверь узел отвода глаз и сигналку. Внутри надсадно хэкнуло — сила была вычерпана почти до дна и на исходе.

Мое дальнее стойло встретило меня тишиной и запахом отличного свежескошенного сена, мягкого, как пух. Я никогда не спрашивала Старика, почему он так тщательно следит за этим стойлом, если здесь не держат коней. Пока не держат. Пока не приехал мой райхарец.

Соорудив лежанку и высыпав продукты горой, я открыла початую бутылку и жадно присосалась к горлышку. Мне это надо. Горло обожгло вкусом аларийского самогона, напомнив поцелуй с Марием, и меня вырвало.

Первая не пошла.

Я была свято уверена, что подобное следует лечить подобным, и потом, именно так мы обычно снимали стресс. Конечно, в этом возрасте меня быстро свалит с ног, но это и хорошо, быстрее достигну полного беспамятства. Сегодня ночью я хотела забыться.

Второй глоток я заела, и желудок приятно обожгло. Хорошо. Третий, четвертый. Я вылакала больше половины, меня тошнило, но голова оставалась отвратительно трезвой и пустой. Кольца и артефакты Мария не давали мне покоя. Я высыпала все перед собой и, покрутив, остановилась на закрытом медальоне. Магией от него не фонило, он был из простых, и поэтому тем более любопытно, зачем такую вещь прятать так глубоко, и носить близко к сердцу.

Пыхтя от усердия, я ковыряла его обломанными грязными ногтями — видно было плохо. Краешек крышки поддался, щелкнуло, и я смогла лицезреть внутри маленький черно-белый портрет, выполненный очень искусным мастером на рисовой бумаге.

Мой портрет.

Рисунок в медальоне расплывался, потому что на него начали падать капли — одна, вторая, третья…я шмыгнула носом и заревела.

Марий мне нравился. Это было самое страшное. Нет, ни о какой любви речи не шло, но он мне нравился. Он был простым, понятным, и родным до самой последней застежки форменного мундира. Наш, легионерский. И даже его значок Претора навевал особую нежную ностальгию.

Понятный и надежный. Марий нравился мне как человек, и…как мужчина.

Было бы странно, если бы я вдруг внезапно начала обращать пристальное внимание на сопливых сосунков. Нет, малыши хороши, но я всегда предпочитала мужчин, которые точно знают, чего хотят, или, по крайней мере, не пытаются себе врать по этому поводу.

Марий-мне-нравился.

Но что дальше? Кто дальше? «Бледная моль» будет вынашивать общеимперский заговор в попытке убить наследника престола? Аптекарь…выглядит подозрительно, с этими его аккуратными очками…может быть он караулит в подворотнях юных мисс, или варит зелья массового уничтожения…Кто следующий? Кантор, которого вообще не должно быть в этом раскладе? Эблиэсс? Кто следующий из тех, кто был на площади?

Не проще ли уравнять счет на старте, и просто устранить несоответствие…всего то двадцать два лишних человека. Может в той жизни, кто-то из них и выжил, но в этой…в этой они выжить не могли.

Я сделала большой глоток и осторожно подняла отголоски разделенных эмоций Мария…звезда, моя… и меня снова захлестнуло с головой…закрыть двери в эти воспоминания, и повесить амбарный замок. Да, так бывает. Это не любовь, это скорее полный резонанс сил, когда энергии, сплетаясь, образуют единое целое, переплетаясь друг в друге…большая редкость…и большая беда.

Если бы …

К горлу подступила новая порция слез, и я зажмурилась, в попытке навесить купол тишины на мое стойло. Намерение ускользало и не фокусировалось, я раздраженно трясла головой, пока, наконец, псаков купол не встал с мерзким щелчком.

И это была точно последняя порция силы на сегодня — меня свалил глубокий откат.

**

Очнулась я на алтарном камне, в подземелье поместья. У меня затекла спина — лежать было очень жестко. Вместо балок конюшни надо мной чернел родовой гобелен, усеянный мириадами созвездий.

Как я сюда попала? Дядя?

Последнее, что я помнила прекрасно — это попытка поставить купол тишины. Дальнейшее вспоминалось смутно.

Я помнила, как хлестала из второй бутылки, давясь слезами и почти не закусывая. Помнила, как закончилась выпивка, и я, опираясь на стойла, отправилась в каморку Старика, потрясая пустой бутылкой. У него точно должна быть своя заначка. Как отбирала у него целую бутылку, вместо початой на треть, которую он пытался мне всучить — жадина. Как отправляла его назад, махая руками — даже тогда я точно знала, что почему-то должна пить только одна, чтобы не сболтнуть лишнего…

Помнила, как обнималась с норовистым жеребом дяди, жалуясь ему на судьбу, прислонившись к теплому боку. Шелковистая грива мягко скользила между пальцами…

Помнила, как материлась, пытаясь найти в этой псаковой конюшне хоть кусочек угля, чтобы начертить на стене экспериментальную версию круга Вермахта — мне пришли в голову кардинальные улучшения двух из его узлов…помнила…всё, дальше обрыв и полная беспросветная темнота.

Великий, что ещё я натворила…и…прием точно был вчера?