Последняя из рода Блэк
Шрифт:
Когда я залечивала его исцарапанное после «беседы» с МакГонагалл лицо, он морщился и на все призывы к благоразумию лишь фыркал.
– С тобой стало очень тяжело. И чем дальше – тем тяжелее.
– А что ты хотела? – огрызнулся Том. – Попробуй получить все эти воспоминания и остаться милым.
– Ты должен...
– Ничего я не должен! – вспылил он. – Думаешь, мне просто?! Просто жить с тем, кто я есть?!
– Том...
– Думаешь, я не замечаю, как на меня смотрят? Грюм, МакГонагалл, Дамблдор, Гермиона... ты. С недоверием. Со страхом.
Я
– Раньше мне это нравилось. Внушать страх. Но не теперь.
– Послушай, – я взяла его за руку. – Порой ты ведешь себя и вправду пугающе. Никто не знает, что творится в твоей голове. И я, как и они, тоже боюсь тебя. Но это не самое важное, пойми.
– А что тогда важно? – угрюмо спросил он.
Я обняла его за шею.
– То, что я с тобой. Я тебя люблю. И пойду до конца к нашей цели. Да, мне сложно тебе доверять, всегда было сложно. Ты должен это понимать. Но я буду до последнего слепо верить в то, что ты сделаешь правильный выбор.
Он сглотнул и прошептал:
– А если не сделаю?
– Ты всегда должен выбирать тех, кого любишь. И слушать свою совесть.
Он криво улыбнулся.
– У меня ее нет.
– Есть. Она делает тебе невыносимо больно здесь, – я положила ладонь ему на грудь, там, где стучало сердце, – когда ты ошибаешься.
Прочувствованный диалог результатов не дал, и через три дня мы с Ритой и Гермионой втроем откачивали его после второй драки с Грюмом.
Тем временем близнецы довели до заикания Грейбека, на котором тестировали свои изобретения. Молли назвала это варварством, и за беднягу оборотня вступился даже Люпин. В итоге Грейбека перевели на чердак, в соседнюю комнатушку с той, где теперь жила я, и по ночам я слушала его стенания и рассказы о былых деньках. Когда он надоедал слишком сильно, я начинала вслух перечислять темномагические зелья, где используются органы оборотней, и он замолкал. Большинство этих зелий было выдумкой, но оборотень об этом не знал. Неуч.
Криви тайно мотались в Хогвартс, и в один прекрасный день на пороге родового дома Блэков появились хогвартские эльфы с паникой на ушастых лицах. Как потом выяснилось, при тестировании двигателя звездолета что-то пошло не так, и теперь Тайная комната лежала в руинах.
Дамблдор только качал мудрой седой башкой. Он выполнил мою просьбу, и Снейпа в Хогвартс не пустил. После их прочувствованного разговора Снейп остался в родовом доме Блэков.
Он заперся у себя в комнате и вниз спускался крайне редко. А если спускался, то ни с кем особенно не разговаривал, а в мою сторону вовсе не смотрел.
Я к нему тоже не ходила. И без того было, чем заняться. Мы с Томом тренировались – много, до изнеможения. Когда не тренировались – то тайком ото всех таскались с Грюмом или вампирами на ночные прогулки по волшебным кварталам. Иногда встречали кого-нибудь интересного, но чаще было глухо – пожиратели затаились. Они что-то готовили, и все в напряжении ждали – что же именно.
Тем временем приближался день моего шестнадцатилетия. Он выпадал на полнолуние. На душе было
Праздновать я не хотела, а потому с вечеринки сбежала. Нашел меня Драко, который пребывал в таком же унылом, как и я, настроении. Был он не один, а в компании бутылки огневиски.
Он прикрыл за собой дверь бывшей камеры Грейбека, где повсюду валялась шерсть, а толстая деревянная дверь была исцарапана. Сел рядом на скамью.
– Предлагаю грустить по-взрослому, – он запустил пробку в угол камеры, первый отхлебнул прямо из бутылки и протянул ее мне.
Я пожала плечами.
А почему бы и нет.
– Блэк, – уронил Снейп, когда я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Он куда-то собирался, потому что стоял со своей тростью посреди комнаты.
– Профессор.
Я, пошатываясь, подошла к нему.
– Вы пьяны, – с отвращением заметил он.
– Немного.
– Немного? Вы едва держитесь на ногах.
Я фыркнула и кивнула на его трость.
– Вы тоже.
– Очень смешно, Блэк. Зачем вы пришли?
Я пожала плечами.
– Сегодня мой День Рождения.
Он скривился.
– Я знаю, и что?
Грубиян.
– Я пришла за своим подарком.
Я подошла совсем близко к нему и положила ладонь на его щеку, как тогда, в чулане.
– Остановитесь, Блэк, – Снейп оттолкнул меня своей дрожащей рукой и нахмурился.
– Почему? – выдохнула я, но он лишь покачал головой. – Дайте мне внятное объяснение, почему я должна остановиться, и я уйду.
Он дернул щекой и принялся сверлить меня мрачным взглядом. Я скрестила руки на груди и подняла брови.
Я ожидала какого угодно ответа, но он меня удивил.
– Потому что вы разочаруетесь, – наконец, сказал он.
Ого. Такого я еще не слышала.
– Что? – мои брови грозили доползти до макушки.
– Что слышали.
– Разочаруюсь в вас? – уточнила я.
– Именно.
Я фыркнула.
– Что я еще должна о вас узнать, чтобы разочароваться? Мне кажется, я видела все, но я все еще здесь.
Он скривился.
– Я объясню вам, Блэк, – с неохотой начал он. – Нет ни единой разумной причины, почему такая, как вы, обратила бы внимание на такого, как я. Ваша странная привязанность – не более чем подростковая прихоть. Рано или поздно она пройдет, и вы это поймете. А потом найдете того, кто подходит вам намного больше.
Вот как.
– Значит, дело в том, что вы не уверены во мне? – нахмурилась я.
– Я уверен в том, что только что сказал.
Прихоть, да?
Я закусила губу.
– А может быть, дело не во мне, профессор? – спросила я, и он выгнул бровь. – Думаете, я не знаю, как вы целыми днями торчите возле того дурацкого портрета? Может быть, дело в том, что вы все еще любите Лили Эванс?
Снейп вскинул подбородок.
– Возможно.
Я вздрогнула от одного этого слова.
Вот как.