Последняя из рода Гонт

Masha-U

— Очень хорошо, Гарри! — раздался за моей спиной голос профессора Блэка. — Десять баллов Гриффиндору.

Патронусы стали появляться то тут, то там. По кабинету пронеслись выдра, лисица, олень и ёж. Завороженная этим чудом, я вновь призвала серебристую змейку и разглядела её получше: мой Патронус был удивительно похож на Нагайну.

*****

Жизнь в Хогвартсе шла своим чередом. Через пару недель после начала учебного года я стала замечать в коридорах школы Теодора Нотта в обществе Гермионы Грейнджер. А на уроке истории магии, когда профессор Бинс вещал скучным голосом, от которого тянуло

в сон, я увидела, как Тео пишет записку:

«Грейнджер, я тебя на букву Л. Твой Нотт».

Теодор свернул записку и бросил её Гермионе, сидящей впереди. Прочитав крошечный свиток, она повернулась и улыбнулась Нотту. Тео выглядел счастливым, и я была за него рада. А вот за себя… Я всегда считала, что недостойна любви. И, несмотря на то, что старшекурсники часто провожали меня заинтересованными взглядами, я была уверена, что никогда не услышу в свой адрес чего-то подобного.

Если бы я только знала, как глубоко ошибаюсь.

Шотландия, Хогвартс, 2 октября 1994 года

— Нас сегодня вообще собираются кормить? — возмущался Гойл.

— Я тоже есть хочу! — затянул Крэбб.

Мы уже сорок минут сидели за пустыми столами и ровно столько же слушали нытье Крэбба и Гойла. Их голоса затихли, когда в зале появился Альбус Дамблдор. Он быстро прошёл на середину помещения и радостно объявил:

— Друзья мои, наши гости прибыли! Поприветствуйте очаровательных девушек из Шармбатонской академии волшебства, а также её директора мадам Максим!

Двери резко распахнулись, и в Большой зал впорхнули прелестные девушки в голубых мантиях и таких же по цвету шляпках. Они не шли, а словно скользили, выпуская из рук волшебных бабочек. Следом за ними шагала очень высокая, изящно одетая женщина: судя по росту, у неё в роду были великаны. Зал разразился бурными аплодисментами и свистом. Мадам Максим подошла к директору, и Альбус Дамблдор, поцеловав ей руку, проводил женщину за преподавательский стол, после чего вернулся на постамент:

— А теперь поприветствуйте наших гостей с севера — гордых сыновей Дурмстранга и их наставника Александра Крылова!

В зал стремительно вошли юноши в красных костюмах и мантиях. Их длинные посохи, звонко ударяя в пол, высекали искры.

— Зачем им эти палки? — удивилась я.

— Они пользуются ими вместо волшебных палочек, — хмыкнул Драко Малфой.

— Вот это да! — восхитился Забини.

Следом за студентами Дурмстранга шел их директор, а рядом с ним – худой темноволосый парень, похожий на огромную хищную птицу. Карие глаза под густыми чёрными бровями смотрели хмуро, что придавало ему мрачный и загадочный вид.

— Смотрите! Это же Виктор Крам! — воскликнула Пэнси Паркинсон.

— Ого! — присвистнул Малфой.

Девочки за нашим столом радостно завизжали. Но моё внимание привлек не Крам, а его наставник. Он подошел к Альбусу Дамблдору, и они обнялись, приветствуя друг друга. У Александра Крылова были длинные белые волосы и такие же бесцветные глаза. Мне он показался достаточно молодым для директора. Возможно, его даже можно было бы назвать красивым, если бы не эти отталкивающие белесые радужки.

При виде Виктора Крама зал разразился не только аплодисментами, но и восторженными

криками. Не каждый день к нам захаживали такие знаменитости!

Альбус Дамблдор подошёл ближе к нашим столам.

— Студенты Хогвартса, всем встать! — воскликнул он. А когда мы поднялись, добавил: — Давайте поприветствуем наших гостей так, как мы умеем.

И факультеты запели под его дирижирование:

Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс,

Научи нас хоть чему-нибудь.

Молодых и старых, лысых и косматых,

Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.

В наших головах сейчас гуляет ветер,

В них пусто и уныло, и кучи дохлых мух,

Но для знаний место в них всегда найдётся,

Так что научи нас хоть чему-нибудь…

Я же только делала вид, что пою. С утра я чувствовала себя неважно: голова кружилась, руки слегка тряслись, и я спрятала их за спину. Студенты Дурмстранга переглядывались с девушками из Шармбатона и выглядели слегка шокированными от нашего гимна, не зная, воспринимать это как шутку или нет. После того как мы спели, директор объявил о начале пира, и студенты других школ стали рассаживаться за столы факультетов. Наконец-то перед нами появились кубки, тарелки и блюда с едой.

— Девочки! К нам идёт Виктор Крам! — радостно взвизгнула Дафна Гринграсс.

— Я сейчас в обморок упаду! — прошептала Пэнси Паркинсон, хотя, в отличие от меня, вид у неё был бодрый.

Виктор Крам уселся напротив нас, и мы с ним случайно встретились взглядами.

— Привет, я Аннабель Гонт, — поздоровалась я с вымученной улыбкой.

— Виктор, — слегка склонив голову, представился он и с интересом уставился на меня.

Студенты Слизерина с большим воодушевлением приветствовали Крама за нашим столом. Они представлялись ему, перебивая друг друга, а затем стали выспрашивать про Дурмстранг: правда ли, что в их школе изучают даже непростительные заклятия.

В ушах у меня звенело, аппетита совсем не было. Я так и не притронулась к еде. Во время пира я всё время ловила на себе взгляды Виктора, которые меня порядком смущали. Когда ужин подошел к концу, я с облегчением выдохнула. Встав из-за стола, я успела сделать всего несколько шагов в сторону выхода, как вдруг в глазах у меня потемнело и я провалилась во мрак…

*****

Придя в себя и с трудом разлепив глаза, я медленно обвела взглядом белые стены больничного крыла Хогвартса… и неожиданно наткнулась на сердитое лицо нашего декана. Что сказать, хорошо, что я уже лежала на койке.

— Вижу, вы наконец-то очнулись, мисс Гонт, — язвительно произнёс профессор Снейп.

— Сколько я проспала? — прозвучал мой непривычно хриплый голос.

— Три дня, — отчеканил профессор. — А теперь ответьте, сколько по времени вы принимали зелье сна без сновидений?

— Почти месяц, сэр.

— Месяц?! — воскликнул Северус Снейп. — Где вы его взяли в таком количестве, мисс Гонт?!

На самом деле, это было просто. Когда у меня закончились флакончики Барти, я попросила целительницу Помфри, а потом уговорила принести мне зелье недалёких Крэбба и Гойла. Но об этом я не рискнула рассказывать побледневшему от гнева профессору.