Последняя из рода Леер - 4
Шрифт:
— Хочешь сказать, что встретившись с ним лицом к лицу, я разлюблю? Забуду все? Уподоблюсь Гвинерве с этой ее страстью? Ты меня не знаешь.
— Может, и нет. Но ты и сама не знаешь, что может случиться. И лучше, если ты скажешь ему об этом сама. Пока Азраэль не поведал.
— Он не сделает этого.
— Сделает, когда поймет, что Рейвен нашел тебя. Если уже не понял.
— Что?
— Ты светилась Аура. Испытывала слишком сильные эмоции. Я их чувствовал, да пол-Велеса пребывало в эйфории. Те, кто могут ощущать это. И даже если до него отголоски не дошли,
— Надеюсь, ты не прав.
— Надейся.
— Ты так говоришь, словно обвиняешь меня в чем-то. Я не выбирала себе халфа. Да будь моя воля, он был бы последним, кто…
— Почему? — перебил меня Акрон.
А я осеклась. Вот дура. Совсем забылась. Нельзя, нельзя им говорить о том, что именно Азраэль меня убил. Нельзя. Иначе он сорвется. И без того ужасная ситуация станет еще ужаснее.
— Давай лучше сосредоточимся на поисках девушки.
— Которую ты тащишь в Легорию? Действительно думаешь, что она наследница?
— Понятия не имею, кто она. Но очень хочу выяснить.
— Ты ведь на нее маячок поставила. Не логичнее бы было просто подождать ее в той деревеньке?
— Она ребенок почти.
— Дети должны рано или поздно вырастать.
— Но не в подобной ситуации.
— А упрямства в тебе не поубавилось.
— Ты помогать будешь или упрекать?
— Хорошо, — сдался он, — Надо отдохнуть.
— Никакого отдыха. Илана где-то там, и я не собираюсь отдыхать, пока она в опасности. Совсем одна.
— Насколько я знаю, дочка наместника Аделара тебе ровесница, — хмыкнул он.
— И что? Есть люди вдвое старше меня, а беспомощные как дети. А в Илане ни капли силы. Я должна ее бросить?
— Прости. Совсем забыл, на что ты готова ради друзей. Если считаешь их таковыми, конечно.
А вот и первый камешек в мой огород. А я все думала, когда же холодный и равнодушный, слишком закрытый Акрон проявит свое раздражение. Ведь Эйнар и даже Ноэль не стеснялись в выражениях, говорили много и обвиняли не меньше, а Акрон молчал. Теперь открылся.
— Ну, хорошо, — я остановилась и посмотрела на него, — Говори. Здесь и сейчас, все, что хочешь сказать.
— Думаешь, слова помогут?
— Полегчает, наверное.
— Ты просто не знаешь, не понимаешь, каково это было. Для всех. Для него…
— И для тебя. Ты прав, не понимаю. Но открыта для того, чтобы понять.
— Правда, хочешь?
— Если тебе станет легче.
— Будет больно.
— Перетерплю, — беспечно ответила я, и как же сильно об этом пожалела потом, когда мы все-таки сняли гостиницу. И Акрон мне показал то, что навсегда отпечаталось в памяти. То, от чего хотелось кричать во все горло. Лучше бы не показывал.
Сначала ничего не происходило. Он просил снять щиты, словно я с миром собралась беседовать, а потом показал образы. Они прокрались в голову и стали взрываться, словно фейерверк, раскрывая картинки, одну за другой.
Ночь. Темень такая, что любой человек испугался бы, но я видела все. Кресло, мужчину в нем, моего мужчину, и пустоту в его глазах.
—
Не слышал, а я ничего не чувствовала. Всегда что-то было, а тут пусто. Затем начала накатывать боль. Волнами. Сначала слабо, потом сильнее. Акрон закрылся, когда стало совсем невыносимо. Наследник встал, взгляд стал осмысленным, но чужим. Бездушным каким-то.
— Что ты сказал?
— Поесть надо.
— Да. Точно, — ответил он, но вместо того, чтобы вызвать слугу, пошел к выходу. Но не к кухне. К тренировочному залу. Там было много анвар. Тренировка в самом разгаре. И все, завидев наследника, уважительно поприветствовали, а потом отступили. И я почувствовала их страх. Безотчетный, почти иррациональный, но явно ощутимый. Он выбрал одного. Самого, на его взгляд, сильного. А я даже закрыть глаза не могла. Видела все. Рейвен в этот момент не с анваром бился, а с моим убийцей. Страх и понимание своей несостоятельности одного и ярость, и гнев, разрушительный по своей силе, другого. Я не могла этого выносить больше. Одно воспоминание сменило другое. Та же комната, то же кресло и пустота в глазах наследника. Только за окном день. Поэтому я видела, куда он смотрел. На мой портрет, тот самый, что сейчас висит в галерее.
И боль никуда не ушла. Стало больше. Акрон не выдерживал, и я вместе с ним. Но она была. Через год ее не осталось. Он пытался говорить, я пыталась. Вызвать хоть на какие-то эмоции, но ничего.
У пустоты есть свой вкус, свой запах липкий и терпкий, и ощущение мути внутри. Хуже чем боль. Мы с Акроном это сполна прочувствовали. Вначале его сила помогала, отвлекала наследника. Успокаивала даже. Затем он отказался. Закрылся сам. Появилась пустота.
А потом был Свер, и пустоты почему-то стало больше. В разы. И спокойствие какое-то появилось, равнодушие даже.
— Я не понимаю, — проговорила я, вырываясь из чужих воспоминаний, — Он знал, что я жива, там, в Свере.
— Не знал, — убежденно ответил Акрон, но нахмурился.
— Он сам сказал, что понял. Когда это было?
— Что?
— Последнее воспоминание?
— Год может назад.
— Тогда он точно знал. Что это за пустота там? Она еще есть?
— Нет. После праздника благословения не появлялась.
— Я думаю, он притворялся там. С тобой.
— Зачем?
— Не знаю. Но очень хочу выяснить.
Я много чего хочу. Понять. Все, что не нравится, все, что не понимаю. Я его не понимаю. И Акрона тоже.
— Ты же знаешь все. Прорываешься сквозь такие барьеры, до которых никому не дотянуться.
— Аура, что ты хочешь мне сказать?
— То, что там… В этих воспоминаниях, я не говорю, что это все наигранно, но это расчет.
— На кого?
— Правильный вопрос. Очень правильный.
— На твоего убийцу?
— Да. — Вот только этот расчет на Азраэле не сработал, потому что у него была я, но возможно, сработал на ком-нибудь другом. На том самом носителе тьмы, который так мешал нам жить в последние два года перед убийством.