Последняя колония
Шрифт:
— Ф-фух, — выдохнул я.
— У нас с тобой сила примерно одинаковая, — без выражения сказала Джейн.
— Думаю, что да, — ответил я и, отойдя от стола, принялся потирать ушибленную руку. — Хотя ты, пожалуй, находишься в лучшей форме, чем я. Так что, может быть, сейчас ты и посильнее.
— Да, — кивнула Джейн и, не вставая со стула, ударила ребром ладони по столу.
Столешница сломалась с резким треском, похожим на винтовочный выстрел. Половина от нее отлетела и врезалась в дверь, оставив на ней заметную царапину. Варвар заскулил и прижался к стене.
От неожиданности
— Ну, Сциллард, ну, сукин сын, — сказала она.
Сциллард был главнокомандующим Специальными силами.
— Он знал о той пакости, которую нам собирались устроить. Не мог не знать. Ведь Стросс — его человек. И отлично знал, с чем нам придется столкнуться. Вот и решил дать мне боевое тело Специальных сил, хочу я того или нет.
— Каким же образом?
— Он пригласил меня на ленч, — объяснила Джейн. — И вероятно, добавил что-нибудь в еду.
Тела, которыми Силы самообороны колоний снабжали своих солдат, до известной степени поддавались усовершенствованиям прямо, если можно так выразиться, по ходу жизни, что и делалось время от времени при помощи инъекций или приема с пищей специальных нанороботов, которые восстанавливали и улучшали ткани. Для восстановления обычных человеческих тел ССК эту методику не применяли, но никаких принципиальных препятствий для этого не существовало. И об изменении обычного тела при помощи нанороботов я тоже не слышал.
— Этой пакости нужно было всего ничего. Главное, чтобы они попали в меня, а там они начали размножаться.
В мозгу у меня словно лампочка зажглась.
— У тебя была лихорадка.
Джейн кивнула. Она упорно продолжала смотреть куда угодно, только не на меня.
— Лихорадка. И еще мне все время хотелось есть, и жажда была страшная.
— Когда ты это заметила? — спросил я.
— Вчера. Я вдруг начала все ломать и портить. Попыталась обнять Зою, а она пожаловалась, что я сделала ей больно. Хлопнула Савитри по плечу, и она спросила, зачем я дерусь. Я весь день чувствовала себя ужасно неуклюжей. А потом увидела Стросса, — Джейн буквально выплюнула это имя, — и наконец-то поняла, что со мной творится. Я не стала неуклюжей, я изменилась. Опять стала тем же, кем была. Я не сказала тебе, потому что сначала решила, что это не важно. Но это засело у меня в голове, как заноза. И я не могу думать ни о чем другом. Я изменилась.
Джейн все же решилась посмотреть на меня. В ее глазах стояли слезы.
— Я этого не хочу, — с отчаянием в голосе произнесла она. — Я отказалась от всего этого, когда выбрала для себя жизнь с тобой и с Зоей. Я так решила и отказалась, хотя мне и было больно. Расстаться, со всем, что было у меня в прошлом.
Она прикоснулась пальцем к голове за ухом — когда-то там находился МозгоДруг, которого теперь у нее не было.
— От всех голосов, которые всегда были со мной. И впервые в жизни осталась одна. Мне было очень трудно привыкать к слабости этого тела, к тому, что очень многого больше не смогу делать. Но ведь я выбрала это! Приняла и привыкла. Научилась видеть красоту там, где прежде и представить не могла. И впервые в жизни поняла, что моя
Я подошел к Джейн и обнял ее.
— Все в порядке.
— Нет, не все и не в порядке, — с горьким смешком отозвалась Джейн. — Понимаешь ли, я знаю, о чем думал Сциллард. Он думал, что поможет мне — поможет нам, — сделав меня сверхчеловеком. Вот только он не знает того, что знаю я. Когда кто-то превращается в сверхчеловека, он одновременно делается и недочеловеком. Я так долго училась быть обычным человеком. А он взял и не задумываясь отнял у меня то, что было.
— Но ведь ты — это ты, — сказал я. — И это не может измениться.
— Надеюсь, что ты прав, — вздохнула Джейн. — Надеюсь, что этого будет достаточно.
6
— Эта трава воняет, как потная подмышка, — сказала Савитри.
— Вот и прекрасно, — отозвался я.
Когда явилась Савитри, я все еще обувался. В конце концов я все же зашнуровал ботинки и встал.
— И даже не пытайтесь доказать мне, что я не права, — добавила Савитри.
Варвар соизволил проснуться и подошел к ней. Савитри погладила его.
— Не то чтобы ты была не права, — сказал я. — Мне только казалось, что к совершенно новому миру можно было бы относиться с большим почтением.
— Я живу в палатке и писаю в ведро, — огрызнулась Савитри. — А потом мне приходится переться с этим ведром через весь лагерь к очистной установке, в которой из моей мочи извлекается мочевина на удобрения. Может быть, я и зауважала бы эту планету, если бы мне не приходилось тратить столько времени на перетаскивание взад-вперед отходов моей собственной жизнедеятельности.
— Попробуй писать пореже, — предложил я.
— О, большое спасибо! Вы одной-единственной фразой сразу разрубили гордиев узел. Неудивительно, что вас поставили самым главным.
— Все равно, ведро — это только временная трудность.
— Вы это уже говорите мне две недели.
— В таком случае, Савитри, прошу прощения. Я должен был учесть, что две недели — больше чем достаточно для того чтобы наша колония от трудностей начального периода достигла патрицианской изнеженности нравов.
— Мочиться в нормальных условиях — вовсе не изнеженность, — возразила Савитри, — а один из признаков цивилизации, наряду с прочными стенами. И еще ваннами, которыми, должна вам сообщить, в последнее время в нашей колонии пользуется слишком мало народу.
— Теперь ты поняла, почему на планете пахнет подмышками?
— Здесь пахло подмышками, когда мы только-только высадились, — ответила Савитри. — А мы еще добавили вони.
Я расправил грудь и набрал через нос полные легкие воздуха, стараясь показать, будто наслаждаюсь этим процессом. Но, к великому сожалению, Савитри была права — на Роаноке действительно пахло давно не мытым потным человеческим телом, так что меня хватило лишь на то, чтобы не зажать нос. Но кислое выражение лица Савитри с лихвой окупило неприятные ощущения.