Последняя королева
Шрифт:
В передней я заметила Вильену и Бенавенте. Иоанна с побелевшим лицом прижалась к своему мрачному одноглазому мужу. Видимо, именно они принесли сюда Филиппа, но, судя по их позам, готовы были бежать прочь, едва я повернусь к ним спиной. Хотя чума еще не распространилась на север, малейший ее признак сводил на нет любую видимость преданности.
Над кроватью склонился врач в черном халате. Услышав мои шаги, он повернулся ко мне, и при виде его обреченного взгляда у меня замерло сердце.
– Что с ним? – еле слышно спросила
Врач вздохнул:
– Мне сказали, что днем его высочество жаловался на боль в животе и удалился в свои покои отдохнуть. Позже он сообщил, что будет присутствовать на вечернем пиршестве, где лишился чувств. Сперва я подумал, что он перепил вина или съел несвежего жаркого, но, осмотрев его, я склонен полагать, что он уже какое-то время боролся с болезнью.
Я взглянула на стонущего в бреду Филиппа.
– Он всю жизнь был здоров, – услышала я собственный голос. – Никогда не болел ничем серьезнее простуды.
– Если позволите, ваше высочество… – Врач подозвал меня ближе.
Я шагнула вперед. Врач приподнял прилипшую к коже ткань рубашки, и я прикрыла рот рукой. Шея Филиппа распухла, кожа покрылась пузырящейся сыпью. Казалось, она расползается по груди прямо на глазах. Волдыри виднелись даже на его ладонях. Он обмочился, и с него сняли панталоны.
– Это?.. – Я не смогла произнести страшное слово вслух.
Врач покачал головой:
– Если это чума, то я никогда еще не видел, чтобы она проявлялась подобным образом. Больше похоже на разновидность водянки.
Водянка. Безансон тоже заразился водянкой.
– Ваше высочество, думаю, нужно послать за специалистом. Подобные недуги вне пределов моей компетенции. Я знаю одного врача в Саламанке, который разбирается в таких болезнях, – доктора Сантильяну.
– Да, – прошептала я. – Так и сделайте. И прежде чем уйдете, скажите им, что мне нужна теплая вода и полотенца.
Я не отходила от Филиппа.
Кто-нибудь наверняка назвал бы меня влюбленной дурой, отбросившей последние остатки гордости. Вряд ли мое безумие когда-либо было более явным, чем в этот час, когда я согласилась ухаживать за моим смертельным врагом. Любой здравомыслящий человек ушел бы, оставив его умирать.
Но они никогда не знали, что такое любовь, никогда не ощущали ее всепоглощающего пламени. Да, Филипп был моим врагом, но когда-то я его любила. Я не могла бросить его подыхать, словно раненого зверя. Как я могла сказать своим детям, что предала их отца в тяжкий час?
Я была королевой и знала, что такое честь.
Сняв с него грязную одежду, я собственными руками обмыла его пышущее жаром тело. Когда-то я помнила его другим, молодым и здоровым, но вино, порок и собственные безжалостные демоны превратили его плоть в обвисшую тряпку. Лишь кожа, казалось, все еще помнила прикосновение моих пальцев.
Затем
Тишину в доме нарушали лишь стоны больного. Врач, доктор Парра, был простым медиком, которому прежде не доводилось лечить королевских особ, и его бросало в дрожь при одной только мысли, что его высокопоставленный пациент может умереть.
Беатрис приносила мне еду, а донья Хосефа стирала белье и поддерживала огонь. Я часто оставалась одна, сидя на табурете у постели и смачивая лоб Филиппа розовой водой. Чувствовала себя словно за стеклянной стеной. За себя и ребенка не боялась, отчего-то уверенная, что болезнь мужа не причинит мне никакого вреда.
На четвертый день приехал доктор Сантильяна, дородный и толстощекий. Он сразу же занялся Филиппом: ощупал его распухшие железы, осмотрел побелевший язык и покрасневшие глаза. Потом, что-то задумчиво пробормотав, отошел посоветоваться с доктором Паррой. Я направилась туда, где стояли врачи.
– Ну? Что с ним?
Сантильяна бросил взгляд на постель, где лежал на взбитых подушках Филипп. Глаза его были закрыты, бледное лицо почти сливалось с бельем.
– Ваше высочество, – сказал Сантильяна, – не могли бы мы выйти?
Я слегка удивилась, видя, что Филипп без сознания, но все же повела врачей во внутренний дворик. Солнце освещало разноцветные плиты и журчащий замшелый фонтан. Я моргнула, давая глазам привыкнуть к яркому свету после полумрака комнаты.
Какой прекрасный день…
Я села на каменную скамью, безмятежно сложив руки на коленях. Сантильяна и Парра озадаченно переглянулись, затем тучный доктор шумно выдохнул:
– Ваше высочество, даже не знаю, с чего начать…
– Просто говорите. Что бы ни было, я хочу знать правду.
– В общем… это не водянка, как мы сперва подумали.
– Тогда что? Чума?
Водянка или чума – какая разница? Мне просто нужно было знать, выживет ли он. От этого зависело все остальное.
– Нет, не чума. – Сантильяна озабоченно вздохнул. – Ваше высочество, я полагаю, у вашего мужа оспа.
– Оспа? – Я ошеломленно уставилась на него. – Хотите сказать, что он болен французским недугом?
– Увы, да. Оспа редко встречается в Испании. Мне самому ни разу не приходилось ее лечить, но симптомы его высочества совпадают с теми, что описывают мои коллеги.