Последняя лекция

Пуш Рэнди

Ее письмо было совсем коротким, но для меня оно очень много значило. Робби открыла мне окно в мою душу. Я все еще радовался жизни. Я все еще знал, что жизнь прекрасна. Я был в порядке.

Голландский дядюшка

Люди, которые меня знают, подтвердят вам, что я всегда очень трезво относился к самому себе и к собственным способностям. Я всегда говорил то, что думал, и то, во что верил. Я был очень нетерпим к некомпетентности.

Эти черты характера сослужили мне хорошую службу. Но порой, поверите вы мне или нет, меня считали высокомерным и бестактным. И в такие моменты

те, кто мог помочь мне разобраться в самом себе, сами становились очень жестокими.

Моя сестра Тэмми считала меня братом-всезнайкой. Я всегда говорил ей, что делать, словно порядок нашего рождения был ошибкой, которую я отчаянно пытался исправить.

Однажды, когда мне было семь лет, а Тэмми девять, мы ждали школьный автобус. Я, как всегда, поучал сестру. В конце концов ее терпение лопнуло. Она схватила мою коробку с завтраком и бросила ее в грязь... И в этот момент подъехал автобус. В школе сестру вызвали к директору, а меня отправили к уборщице, которая помогла мне отмыть коробку, выбросила испачканный грязью сэндвич и дала денег на обед.

Директор сказал Тэмми, что вызовет в школу мать. «Я хочу, чтобы она сама во всем разобралась», — сказал он. Когда мы вернулись домой, мама сказала: «Пусть с вами разбирается отец». Сестра целый день в страхе ждала возвращения отца.

Отец вернулся домой, выслушал нашу историю и широко улыбнулся. Он не собирался наказывать Тэмми. Вместо этого он ее поздравил! Бросить мою коробку в грязь — вот, оказывается, самый необходимый поступок в подобной ситуации. Меня нужно было поставить на место... хоть этот урок можно было преподать и по-другому.

Когда я поступил в Университет Брауна, я знал, что обладаю определенными способностями. И окружающие знали, что я это знаю. Мой приятель Скотт Шерман, с которым я познакомился на первом курсе, вспоминает, что у меня «полностью отсутствовало чувство такта, и все знали, что я — человек, который может мгновенно обидеть того, кого только что встретил».

Я не замечал собственного поведения. Все складывалось нормально, я хорошо учился. Легендарный компьютерщик, профессор Энди ван Дам, сделал меня своим помощником. Профессора прозвали «Энди ван Деманд» [2] . Работа меня чрезвычайно увлекала, и это было хорошо. Но у меня были сильные стороны, которые одновременно были и моими недостатками. С точки зрения Энди, я был слишком поглощен собой, слишком резок. Я не умел проявлять гибкость и готов был отстаивать свою точку зрения с пеной у рта.

2

Игра слов: Demand — требовательный.

Однажды Энди пригласил меня на прогулку. Он положил мне руку на плечо и сказал: «Рэнди, мне очень жаль, что люди считают тебя слишком высокомерным. Это помешает тебе многого добиться в жизни».

Оглядываясь назад, могу сказать, что профессор прекрасно подобрал слова. В действительности он хотел сказать: «Рэнди, ты — полное ничтожество!» Но он сумел сделать так, что я позитивно отнесся к его критике и услышал то, что хотел сказать мне мой герой. Существует старинное выражение «голландский дядюшка» — то есть человек, способный сказать тебе правду в глаза. Сегодня на это способны лишь немногие, поэтому выражение начинает устаревать. Порой его даже не понимают. (А самое замечательное

заключалось в том, что Энди действительно голландец!)

С того момента, как моя последняя лекция начала распространяться в Интернете, многие старые друзья стали писать мне, порой называя меня святым Рэнди. Тем самым они напоминали о том, что были времена, когда меня называли совсем иначе и куда более резко.

Но мне хочется думать, что мои недостатки относились скорее к сфере общения, чем к моральным категориям. Мне посчастливилось в течение ряда лет общаться с замечательными людьми, подобными Энди. Я был им небезразличен, и они были готовы говорить мне горькие истины, которые я должен был услышать.

Содовая на заднем сиденье

Долгое время я был кем-то вроде старого холостяка. Ни в двадцать, ни в тридцать лет у меня не было собственных детей. Всю свою любовь я обратил на племянников — Криса и Лору, детей моей сестры Тэмми. Мне нравилось быть дядюшкой Рэнди. Каждый месяц я общался с детьми и помогал им увидеть окружающий мир под иным, необычным углом.

Не хочу сказать, что я их баловал. Я просто старался передать им свой взгляд на жизнь. Иногда мое поведение выводило сестру из себя.

Как-то раз, лет десять назад, когда Крису было семь, а Лоре — девять, я решил прокатить их в своем новом "Фольксвагене"-кабриолете. «Будьте осторожны с новой машиной дяди Рэнди, — строго предупредила детей сестра. — Вытрите ноги, прежде чем садиться. Смотрите, ничего не пролейте. Не испачкайте новую машину».

Я слушал ее и, как типичный дядюшка-холостяк, думал: «Вот так мы заранее настраиваем детей на что-то плохое. Конечно, они могут случайно испачкать мою машину. С детьми вечно такое случается». Поэтому я не обратил на слова сестры внимания. Пока моя сестра внушала детям правила поведения, я демонстративно открыл банку содовой, перевернул ее и вылил на задние сиденья. Я хотел показать, что люди гораздо важнее, чем вещи. Машина, даже самая замечательная (а мой кабриолет был именно таким) — это всего лишь вещь.

Крис и Лора рты разинули от удивления. Сумасшедший дядя Рэнди на их глазах нарушил все взрослые правила.

Я был ужасно рад, что вылил ту содовую. В тот же день выяснилось, что Крис простужен. Мальчик постоянно кашлял и сморкался, что никак не шло на пользу сиденьям. Но он не чувствовал себя виноватым. Ему было спокойно, потому что он уже видел, как я крестил свою машину. Он знал, что не сделал ничего плохого.

Когда я забирал детей, у нас существовало всего два правила:

1) не хныкать;

2) чем бы мы вместе ни занимались, никогда не рассказывать маме.

Обязательство не рассказывать маме превращало наши приключения в настоящие пиратские эскапады. Ведь даже повседневное может оказаться волшебным.

По выходным Крис и Лора приезжали ко мне, и мы отправлялись с ними в кафе, или на прогулку, или в музей. А иногда мы останавливались в отеле, где был бассейн.

Втроем мы обожали печь блинчики. Мой отец всегда спрашивал: «Кто сказал, что блинчики должны быть круглыми?» Я задавал тот же вопрос. Мы делали блинчики самых причудливых форм. Порой они напоминали каких-то фантастических животных. Каждый такой блинчик вполне можно было использовать в тесте Роршаха. Крис и Лора твердили: «Это не тот зверь, какого я хотел сделать». Но мы любили рассматривать блинчики и гадать, на какого зверя они больше похожи.