Последняя любовь лорда Нельсона
Шрифт:
Ах, эти мелкие душонки, которым казалось болезненным все, выходившее за рамки их ничтожного мирка! Они называли сентиментальностью и истерией то, что на самом деле было высочайшим полетом души, расцветом духовной жизни.
Среди капитанов был и Джошуа.
Она часто вспоминала красивого, живого мальчика, который некогда был ее постоянным спутником. Того, кто пробудил в ней материнские чувства, которые ей приходилось подавлять, когда дело касалось ее собственного ребенка…
Она была удивлена, насколько он изменился за это время. Высокий, всегда навытяжку, с
Пока она беседовала с Трубриджем и другими капитанами, Джошуа держался вдали. Притворялся, что не видит ее. Пока вдруг не прозвучал голос Нельсона. Резкий, острый, словно с юта «Вэнгарда»:
— Капитан Несбит! На пару слов!
Джошуа вздрогнул и, чуть-чуть помедлив, пошел к Нельсону, отдал ему честь.
— Сэр?
Приглушив голос, Нельсон продолжал говорить. Но он стоял так близко к Эмме, что она все поняла.
— Капитан Несбит, вам известно, кому обязаны ваши раненые товарищи тем, что их приняли в Неаполе, и тем, что они получили таким образом возможность излечения? …Капитан Несбит! Я жду от вас ответа!
— Я полагаю, что известно, сэр, — ответил Джошуа, цедя слова сквозь зубы. — Говорят, что леди Гамильтон!
— Не только говорят, это так и есть. Все капитаны флота признали это и выразили надлежащую благодарность. Все, кроме вас. Капитан Несбит, не угодно ли вам наверстать упущенное?
Темный румянец залил щеки Джошуа. Он упрямо откинул голову.
— Ваша милость…
Но Нельсон прервал его. Быстрым движением он приблизился к сыну настолько, что их лица почти соприкоснулись.
— Леди Гамильтон — супруга британского посла, который замещает здесь его величество короля Георга. Мы — на службе, капитан Несбит, и только негодяй не выполняет своего долга, находясь на службе! — и повернулся к нему спиной.
Лицо Джошуа покрылось смертельной бледностью. Медленно, чуть ли не шатаясь, он приблизился к Эмме, что-то пробормотал, склонился над ее рукой, как бы для поцелуя, но не прикоснувшись к ней губами.
— Джошуа! — пробормотала она, пораженная его поведением. — Я вас умоляю, что с вами? За что вы на меня сердитесь?
Выпрямившись, он холодно взглянул на нее:
— Я не понимаю, миледи…
— Джошуа, я всегда была вам другом и, думается, вы раньше неплохо относились ко мне. А теперь… вдруг… Скажите, в чем дело? Позвольте мне пригласить вас к нам в палаццо Сесса. Я надеюсь, вы не забыли еще тех дней, которые мы провели там вместе…
Он презрительно пожал плечами:
— Это было так давно, миледи! Но если вы хотите показать мне дом. Как прикажете, миледи!..
Он отвесил неловкий поклон, отдал честь Нельсону и присоединился к другим офицерам.
На обратном пути она забросала Нельсона вопросами. Вдруг ей вспомнилось, что в его письмах давно уже не было приветов от Джошуа и вообще не упоминалось его имя.
Но он отвечал очень кратко и нехотя. Он и сам не мог объяснить себе, почему после Тенериффы между ним и Джошуа наступило отчуждение. Там Джошуа спас ему жизнь, ухаживал за ним неделями, как любящий сын. Но вдруг, за несколько
В своих заботах о будущем Нельсон не обратил особого внимания на странности поведения Джошуа. И только в Англии, в долгие часы постепенного выздоровления, он задумался над этим и справился о Джошуа у его матери. Но и она ничего не могла сказать ему. А Том Кидд, единственный, кто был близок Джошуа, остался с ним на флоте. Позже, когда Нельсон, возвращаясь к театру военных действий, получил командование эскадрой, к которой как капитан «Талии» принадлежал и Джошуа, тот старательно избегал отца, общаясь с ним только по делам службы.
На капитанских встречах он вел себя холодно и замкнуто. Постоянно искал повода к спору. Оспаривал влияние отца, главенство начальника, его мужество. И это он, до того видевший в Нельсоне свой идеал! Возможно ли, что в двадцать один год он находится на той юношеской стадии развития, когда сыновья из неясного стремления к оригинальности ополчаются на отцов? Он всегда делал противоположное тому, что желал и что ценил Нельсон. Педантично добросовестный на службе, он совершенно менялся, как только попадал на сушу. Тогда он пил все ночи напролет, играл, охотился за женщинами. С преднамеренной хвастливой откровенностью. Как будто он нарочно старался огорчить и задеть отца…
— Я напрасно пытался снова сблизиться с ним, — закончил Нельсон печально. — А теперь он, кажется, перенес свою неприязнь ко мне на моих друзей. Иначе откуда же взяться такому загадочному поведению по отношению к женщине, которую он сам прежде почти боготворил?
— А Том Кидд? — продолжала спрашивать Эмма. — Он еще с ним?
Нельсон покачал головой.
— Я оставил его в Англии. Своими темными предрассудками он вряд ли оказывал на Джошуа благоприятное влияние. И мне он стал в тягость. Он вечно следил за мной, пытаясь оградить меня от тысячи воображаемых опасностей. Но моя жена расположена к нему. Выходцы из Вест-Индии немного склонны к мистике.
Он сказал это в шутливом тоне. Но меж его бровей легла глубокая складка, старившая его.
Он выглядел больным и усталым. Казалось, что-то угнетало его.
Джошуа пришел тогда, когда палаццо Сесса был полон гостей. Неаполитанское общество изо всех сил стремилось увидеть вблизи героя Нила, получить приглашения на праздник, который в честь него устраивало посольство. Двадцать девятого сентября готовились отпраздновать рождение Нельсона.
Поэтому Эмме не удалось поговорить с Джошуа. И когда он, следуя приглашению сэра Уильяма, стал приходить часто, а потом чуть ли не ежедневно, он, казалось, нарочно старался избегать ее. Он был изысканно вежлив, в обществе никогда не нарушал приличий и даже присоединялся к похвалам, которые воздавали ее красоте и художественным талантам его товарищи. Причем достаточно громко, чтобы его голос мог достичь ушей Эммы. Но она была не в силах избавиться от неприятного ощущения. Часто, разговаривая с Нельсоном, она ловила на себе взгляд Джошуа. Как будто он издали хотел прочесть по ее губам то, что она говорила. Когда она смотрела на него, он отводил глаза как ни в чем не бывало.