Последняя любовь лорда Нельсона
Шрифт:
Под Сорой объявил себя сторонником Бурбонов Гаэтано Маммоне, мельник по профессии, главарь большого партизанского отряда. Полагая, что сила и мужество человека находятся в крови, он собственноручно убил четыреста французов и неаполитанцев. Пил их кровь из человеческого черепа. Каждый раз, когда он обедал, перед ним на столе должна была лежать только что отрезанная, с еще дымящейся кровью человеческая голова.
Но в Апулии драма гражданской войны началась как фарс.
Бежав из-за своих преступлений с родины и спасаясь от французов, в деревню Монтеязи в поисках морской гавани, где можно было бы сесть на корабль, пришли Дечезари, в прошлом лакей, Боккечьямпо, солдат-дезертир, Колонна, разоблаченный мошенник, и Корбара, отбывший наказание вор. Чтобы получить
Джирунда отправился в путь еще до рассвета; сообщил своим знакомым, что в его доме тайно остановились принцы; объяснил, какая удача ждет тех, кто первым к ним примкнет. Он встретил полное доверие. Люди собрались перед домом, выразили принцам свою готовность быть их слугами и воинами и проводили их до ближайшего селения. Эта игра повторялась повсюду и имела неизменный успех.
Усилил и укрепил общее доверие архиепископ Отранто. Он разглядел обман, так как давно знал кронпринца и лишь за год до этого сопровождал его в поездке по Апулии. Тем не менее он ничего не предпринял, чтобы разоблачить лжецов, надеясь, что все это послужит на пользу делу короля. Более того, он еще способствовал им, сказав с церковной кафедры, что каждый должен быть уверен в подлинности принца. Изменения в его наружности следует приписать непомерным тяготам войны и горю, вызванному несчастьями королевской семьи.
Теперь уже никто не осмеливался усомниться Каждому, кто не принимал участия в общем ликовании, народ грозил смертью. Когда корсиканцы появились в Бриндизи, их уже сопровождал большой отряд. Им был оказан торжественный прием; со всех сторон прибывали депутации; народ, притом вооруженный, шел толпами; создали лейб-гвардию, срубили республиканские деревья свободы и восстановили королевство.
Корбата воспользовался благоприятным моментом, угрозами вынудил сторонников Республики откупиться, сместил местные власти, назначил вместо них других людей и опустошил общественную казну. Затем, после дележа награбленного, он отплыл на Корфу якобы для того, чтобы привезти подкрепление. После множества приключений он прибыл в Палермо и как инициатор возвращения Апулии был милостиво принят Фердинандом. Боккечьямпо, Дечезари остались в качестве «генералов короля» создали военные отряды, кавалерию и артиллерию, взяв верх над всеми, кто им противился. Проповедовавшего мир архиепископа Капечелатро Тарентского они заключили в тюрьму, республикански настроенного епископа Серрао из Потенцы убили.
Наконец, разбитый французскими войсками при Бари, Боккечьямпо был пойман и привезен в Анкону, в то время как Дечезари искал убежища у Руффо Кардинал принял его, с улыбкой пожурил за обман и назначил генералом двух дивизионов «Армата Кристиана»
Руффо последовал за двором в Палермо и вновь предложил свой план захвата Неаполя из Калабрии. Но теперь, наученный горьким опытом, он отказался от мысли о личном участии Фердинанда. Он хотел лишь иметь полномочия от короля, чтобы получить возможность действовать с полным основанием и по праву.
Фердинанд, после страшных сцен бегства находившийся с королевой в ссоре, умышленно отстранив ее от государственных дел, не стал ни с кем советоваться, сразу же согласился и направил составленный Руффо проект полномочий Актону со строгим приказом снять копии и представить на подпись.
Этим документом кардинал был назначен наместником королевства Неаполь, в его распоряжение отдавались все необходимые средства и он наделялся неограниченными
Было ли это триумфом партии противников иностранцев? И не лишится ли Англия ожидаемой выгоды от сицилийской операции, если Бурбоны получат помощь благодаря Руффо?
Актон, озабоченный, явился к сэру Уильяму и держал с ним, Нельсоном и Эммой совет.
Нельсон отнесся к кардиналу недостаточно серьезно, Актона он чуть ли не высмеял. Проявилось его презрение ко всему итальянскому, еще усиленное римской кампанией; он считал неаполитанцев едва ли не существами низшего порядка. Никогда, заявил он, поп, ничего не понимающий в военном деле, и народ, состоящий из трусов, не смогут противостоять такому генералу, как Шампионне, и закаленным в сражениях солдатам.
Однако Эмма возразила ему.
Конечно, эти люди ничему не обучены и живут лишь ради удовлетворения своих низменных инстинктов. Но если их разумно направить, то присущий им слепой религиозный фанатизм может породить у них необычайную храбрость и способность к безоглядному самопожертвованию. Кроме того, столетия постоянно меняющегося чужеземного владычества воспитали в них презрение к закону, чудовищную склонность к разбою и убийствам, так что достаточно дать им лишь повод, чтобы были сметены все человеческие преграды. А Руффо знает свой народ, который в руках хитроумного, хладнокровного, одетого в пурпурную мантию кардинала станет безвольным орудием осуществления его планов.
Эмма предостерегла их. Актон и сэр Уильям согласились с ней. Они проводили многие часы в бесплодных поисках способа помешать осуществлению этой операции. Теперь, когда Фердинанду лично уже не угрожала опасность, переубедить его было невозможно. Ставить препятствия на пути кардинала — оставалось тем единственным, что можно было сделать. Пожалуй, удалось бы настолько уменьшить обещанную ему помощь, что он сам отказался бы от своего плана как от безнадежного.
У Эммы эта политика малых дел вызвала насмешливую улыбку. Подобным способом с Руффо не справиться. Надо не препятствовать самой операции, а лишить Руффо возможности направить ее против Англии. В его полномочия надо незаметно включить кажущуюся безобидной оговорку, которая поставит его в зависимость от Палермо, позволит в любой момент пресечь его действия, перечеркнуть его планы, сделать недействительными его распоряжения. Для того чтобы склонить короля к такому изменению, Актону достаточно вызвать у него недоверие к Руффо.
Разве Руффо не был известен еще с Рима как интриган? Он походил на кондотьеров средневековья, пользовавшихся своей властью над наемными войсками для того, чтобы свергать своих князей с тронов и занимать их место самим или возводить на трон своих ставленников. Разве он не принадлежал к одному из самых знатных дворянских родов Италии, который вполне мог считать себя вправе дать стране отечественную королевскую династию, о которой она давно мечтала? Вряд ли он сам стремился к трону; но разве не было у него брата, такого как могущественный, чрезвычайно богатый герцог Баранелло, который, как это ни удивительно, остался, несмотря на все ужасы революции, в Неаполе? Действуя в соответствии с тайным соглашением между ним и кардиналом, он, возможно, всеми силами добивался доверия народа и все больше старался убедить его в окончательном падении Бурбонов. А тогда, если Руффо одержит победу… папский престол в бедственном положении, папа стар и болен, а кардинал — член конклава… почему же ему, такому влиятельному человеку, не привлечь на свою сторону преемника Пия VI и не добиться признания новой династии?
Всему этому надо помешать заранее с помощью оговорки в полномочиях…
С наслаждением художника развивая свою идею, Эмма говорила горячо и увлеченно, в том радостном опьянении собственной силой, свободной игрой ума, которое после дней Абу-Кира все чаще и чаще возникало у нее. Но в то время как Актон и сэр Уильям, восхищенные, соглашались с ней, она встретила взгляд Нельсона. Он смотрел на нее глазами, полными какого-то болезненного смущения. И внезапно Эмма осознала, как крепко она запуталась в лжи…