Последняя любовь президента
Шрифт:
– Какие перемены?! – усмехается старик. – Когда год назад «скорую» вызывал, то через час приезжала, а в этом году – через два с половиной! Значит, перемены к худшему!
– Хуже быть не может, – машет рукой отец Василий и переводит взгляд на меня. – Правда?
– Может, – противоречу ему я. – Все может быть. И хуже, и лучше!
– Ну вас к чертям, – машет бородатой головой батюшка. – Водка-селедка на столе есть, а они жалуются! Мы чего собрались? – Он обращает свой взгляд на Давида Исааковича.
– Да это я вас собрал,
– Давид Исаакович, зачем так! – морщится отец Василий. – Оно и так не повторится, а желать надо всем добра, и чтобы добро добром возвращалось.
– Это ты своим старушкам рассказывай! – не сдается старик. – А раз ко мне пришел, то пей за мой тост!
Я сижу, слушаю их словесную перепалку и ничего понять не могу. То есть смысл как-то улавливаю, но больше всего улавливаю не смысл, а какую-то нервную вибрацию. Напряжение. И сам я такой же напряженный. И Новый год, до которого рукой подать, меня не радует. И прошлое не радует. И, в принципе, не сегодня я заметил, что у всех как будто руки дрожат, что все боятся чего-то. И мать моя боится. Вчера ночью плакала ни с того ни с сего. Один Димка, наверно, ничего не боится, и все у него в порядке.
А я выпиваю третью рюмку и вспоминаю, как по старой памяти заходил в ЦК комсомола и увидел целый ряд опечатанных дверей. А из одной неопечатанной какие-то люди папки выносили. Я спросил у них про Жору, про Георгия Степановича. А один мне сказал: «В Америке твой Жора!»
– Утрясется все. – Внезапно отец Василий переходит на почти поющий, бархатный баритон. – Главное – обождать и осмотреться!
125
Цюрих. Октябрь 2004 года.
За неделю до родов Диму снова «заклинило». После совместного завтрака в гостиничном ресторане он пошел прогуляться и пропал. Мы со Светланой сидели на скамеечке на берегу озера, и смотрели на яхты, когда у меня за спиной послышалось учащенное дыхание взволнованной Вали.
– Дима, – выдохнула она, остановившись и упершись обеими руками в деревянную спинку скамейки, – вы его не видели?
– Нет, – ответила Светлана.
Валя, все еще пытаясь справиться со своим дыханием, огляделась вокруг.
– Где же он? Куда его черт понес?
– Пойди поищи его, – негромко сказала мне Светлана, потом подняла глаза на сестру. – Садись! Подождем здесь, а Сережа его сейчас найдет!
«Хорошенькое дело, – думал я, возвращаясь к гостинице. – Где же мне его искать? Он ведь уже уходил!»
Мне вспомнилось, как Светлана взволнованно рассказывала о своем телефонном разговоре с сестрой. Рассказывала, как Дима прошел, кажется, сорок километров и уселся где-то на скамейке. Там его и нашли. Конечно, в этот
Я вышел на улицу перед въездом в гостиницу. Налево – Цюрих, направо – сплошной пригород, уползающий вдаль, вдоль берегов Цюрихского озера.
Куда же он пошел?
Я смотрю то в одну, то в другую сторону. Я бы пошел в Цюрих. Но если я, мягко говоря, был бы не совсем нормальный, то я бы поступил наоборот. И я снова поворачиваю голову направо. Чутье мне подсказывает, что если он действительно ушел, а не отправился прогуляться, то ушел он от Цюриха, как не так давно уходил из Лейкербада.
И я спортивным шагом отправляюсь по тротуару прибрежной улицы. Обгоняю никуда не спешащих пожилых швейцарцев. А спешащие швейцарцы обгоняют меня на своих дорогих автомобилях.
Было бы разумнее попросить в гостинице карту окрестностей, а еще проще – заказать такси и из окна машины высматривать моего полоумного братца, готовящегося таким вот странным образом вскоре стать отцом.
Но я иду пешком. Мне хочется хоть какой-нибудь физической нагрузки. Все время сидеть – то в ресторане, то на скамейке со Светланой – так можно и жирком заплыть.
И вот я иду. Быстро, четким спортивным шагом. А мне уже хочется бежать. Но бежать я не буду – на ногах не кроссовки, а туфли за пятьсот долларов. В них далеко не убежишь. Бежать можно в спортивной или в дешевой обуви. Ни той ни другой у меня здесь нет.
То справа, то слева мелькают ресторанчики, гостиницы, пансионы. Время от времени справа выныривает озеро, усеянное белыми парусами яхт и яхточек.
Я останавливаюсь возле открытой террасы симпатичного кафе. Вот бы где посидеть за чашечкой кофе. Но «труба зовет» дальше.
Через полчаса, когда, уже устав от спортивной ходьбы, я замедлил шаг, впереди показалось еще одно придорожное кафе с террасой. «Привал!» – сказал я себе.
Квадратная терраса полностью открыта моему взгляду, и за угловым столиком в глубине, перед «живым» зеленым забором из подстриженных, близко друг к другу посаженных туй, я увидел Диму. Он сидел спиной ко мне, отвернувшись, казалось, не столько от меня, сколько от всего мира. Сидел и что-то писал на листке бумаги. Справа от него стояла на блюдечке кофейная чашка.
Я присел за ближайший столик. Подозвал официантку – молоденькую смуглую девчушку, то ли албанку, то ли гречанку. Попросил кофе и колу.
Беспокоить Диму не хотелось. Но часы показывали половину второго.
Я тихонько подошел к нему.
– Дима, нас ждут в гостинице, – проговорил я негромко.
Он вздрогнул. Обернулся. В его глазах промелькнул страх.
– Ты? – спросил он, и на его губах появилась усмешка. – Ну ладно.
Он быстренько свернул в трубочку исписанный листок бумаги. Сунул его во внутренний карман пиджака. Поднялся.