Последняя ночь Вампира
Шрифт:
Тот кашлянул и продолжил:
– Вы находились там, когда с ними познакомился возможный убийца?
– Я… – свидетельница вдруг запнулась, порылась в сумочке («Salvatore Ferragamo» – прочитал внимательный глаз следователя), достала оттуда пачку бумажных салфеток, вынула одну и принялась аккуратно так, одним уголком, промакивать нижние веки. – Вы извините меня, я всю ночь не спала, мы не были особенно близки, но пять лет вместе проучились, и такая смерть… И
– Почему?
– Мерзкий, отвратительный тип!
– Опишите его, пожалуйста. Все мелочи – в лице, одежде, осанке, походке, взгляде – все, что запомнили.
– Я отходила поболтать со знакомым, возвращаюсь к столику – а он уже рядом сидит.
– Нет, давайте сначала о внешности, потом – о манере разговаривать и о том, что он сказал о себе.
– Высокий, метр девяносто, может, чуть ниже.
Роман прикинул рост вчерашнего странного гостя – метр семьдесят восемь, не больше. Последние сомнения отпали.
– Рубашка светлая, – продолжила девушка, – поверх рубашки – короткий плащ, сразу, без пиджака. Брюки – светлые…
– Белые или бежевые? А также цвет плаща?
– Скорее бежевые, чем белые… И плащ – тоже…
– Леонид, – сделал старший следователь знак рукой, – записывай, что ты стоишь?
Фринзон картинно потряс кулаком – как же, оторвали от немого созерцания прекрасного! – сел за свой стол и сразу привычно под рассказ принялся строчить ручкой по бумаге.
– Туфли, – продолжила свидетельница, – коричневые, очень хорошие туфли – вообще, он очень стильно был одет, и эта шляпа…
– Как выглядела?
– Ну, как такая летняя, с дырочками, защищающая от солнца.
– Часы?
– Большие, массивные, с турбийоном, на темном коричневом ремешке.
– Марка?
– Ну, это вы извините, я не настолько присматривалась.
– А турбийон заметили.
– Простите, но… Всегда, когда смотришь на мужчину, первым делом обращаешь внимание на часы и обувь.
Ленька спрятал левую руку под стол.
– Возраст? – продолжил майор.
– Где-то так от сорока до пятидесяти. Знаете, свет все время мигал, то голубой, то красный, то желтый, не очень-то было и понятно.
– Лицо?
– Лицо как лицо, овальное такое.
– Нос, губы, брови – все-все-все, что вспомните.
– Нос – точно с маленькой горбинкой. Губы… Такое впечатление, что он их все время сжимал, что даже уголки четко видны. Брови густые, цвет волос – темный…
– Бородка?
– Нет, он бритый. Подбородок, – и девушка, вспоминая, показывала пальцами на своем
– С ямочкой?
– Без.
– Зубы у него какие?
– Обычные. Не кривые, все на месте. Нормальные такие, здоровые зубы.
– Такие? – Петрович поднял перед собой Женькино произведение.
– Да нет, что вы. Обычные, как я сказала.
– Что ж, – заметил Роман. – Скоро подойдет специалист, и по вашим словам он составит подробный фоторобот преступника. А пока расскажите, как проходило знакомство и общение?
– Знакомство – не знаю, когда я подошла, как я говорила, они уже познакомились. Я просто назвала свое имя, он – свое.
– И как его зовут? – напрягся следователь.
– Шумно было, я не запомнила точно. Какой-то де ля… «Де-ля» какой-то, вот хоть убейте, не вспомню.
– Барон?
– По-моему, граф, – удивленно посмотрела на него девушка.
– Что рассказывал?
– Ну, поначалу я прислушивалась, потому как мне… ну, нравятся мужчины такого типа…
– Какого? – перебил ее Ленька.
Щеки красавицы вдруг зарделись.
– Ну, постарше…
– Леонид! – укоризненно произнес следователь и, уже девушке: – Продолжайте!
– Но потом я поняла, что у них со Светой все и так хорошо, а потом он ко мне еще случайно прикоснулся… Бр-р-р! – она поежилась.
– Что такое? – поинтересовался Роман.
– Да как вспомню, мороз по коже. Какой-то он противный, как лед, холодный, и говорил очень, очень высокомерно, как с букашками какими-то…
– Так о чем говорил? – решил уточнить Петрович.
– Что в России в первый раз, она ему не слишком нравится, что сам живет в замке на итальянском побережье, но он не итальянец.
– А кто он?
– Люда спрашивала, он отшутился, сказал, что гражданин мира и что у него скорее французские корни, но балканская кровь тоже примешалась – и тут он, я помню, захохотал. Мерзкий тип, я Свете намекала, но она – ни в какую. А я как чувствовала.
– На каком языке вы разговаривали?
– На английском. Он свободно на нем изъяснялся, лучше, чем я. И слишком сильное нетерпение проявлял, все Свете нашептывал – едем, мол, да едем. Я еще подумала – тьфу, не может лишний час поухаживать.
– Какие у него привычки, что он пьет, ест, курит?
– Ничего не пьет, я даже удивилась. Света пыталась его подпоить, а он – ни-ни, ни в какую. Вот сколько рядом сидели, даже чаю не выпил.
– Аскет, блин, – прокомментировал Ленька.
– Что происходило дальше?