Последняя ночь Вампира
Шрифт:
Спать уже не хотелось. Охватывало возбужденное предвкушение опасности – так он всегда чувствовал себя перед задержанием. Меч – не меч, взял с собою на всякий случай и «ПМ», и запасные обоймы.
Потолкался в метро, сделал одну пересадку, и вот уже почти бежал вверх по Краснопресненской улице. Зоопарк – он ходил сюда с Катей. Блин! Сегодня же вторник! Хорош папаша, ничего не скажешь!
На ходу набрал бывшую супругу.
– Привет.
– Привет.
– Я, – кашлянул следователь, – не смогу сегодня приехать. Объясни ребенку сама, мне стыдно.
– Что я ей объясню? Что папины дела ему важнее собственной дочери?!
Эх,
– Леня погиб. Я сегодня буду брать убийцу.
Долгая, очень долгая пауза.
– Ладно, Ром, извини. Когда будешь?
– Завтра – двести процентов.
– Не обещай!
– Хорошо. Буду стараться завтра.
– Ладно. Я с ней поговорю. Давай.
– Пока.
Вот так. Была бы нормальным человеком чаще одного раза в год – можно было и не разводиться. Но нет. Все, что ни делается – к лучшему. Тогда бы не появилась Кристина. Он ухватится за нее руками и зубами. Ну и миллионом евро, конечно.
Зашагал по Грузинской, позвонил барону. Ба, да вот же он! Спрятал телефон обратно.
Де Грасси сверкал здоровьем, цвел на глазах. Роман подошел к нему, поздоровался.
– Что-то вы сегодня не похожи на себя вчерашнего! – не выдержал Петрович.
– А-а, – пренебрежительно махнул рукой де Грасси, – несколько литров крови да старое лекарство умножают силы в несколько раз! Как по-русски будет, «огурчик»? Знаете, – он взял Фролова за пуговицу пиджака, – я сегодня встретил рассвет! Это такое чудо! Восход был d'elicieux [2] !.. Но вы не поймете, черствый, приземленный человек! Поэтому мою э… ликвидацию произведем поздно вечером – я еще хочу насладиться закатом.
2
d'elicieux (фр.) – восхитительный.
– Как скажете. А что сейчас?
– А что сейчас? Четвертый этаж, пятнадцатая квартира. Вы – в дверь, я – в окно. Приступим?
– Приступим, – кивнул следователь, обогнул дом и, приподняв борт пиджака к лицу, закрываясь от возможной камеры, вошел в подъезд. Дверь в него оказалась открыта – ну и хорошо, не надо возиться с кодом. Поднялся на нужный этаж, припал к двери. Хорошая, прочная, сразу не откроешь.
Ждал, ждал… Почему так долго? Что он копается?
Вдруг из квартиры раздались звуки борьбы, падающих предметов, звон бьющегося стекла, возглас «мerde!» [3] . И за этим – страшный, душераздирающий вопль. Роман стал звонить в дверь и барабанить в нее ногами – пусть враг знает, де Грасси не один!
3
merde (фр.) – дерьмо.
Тут щелкнул замок, Петрович услышал:
– Быстрей!
Вскочил вовнутрь – черные шторы раздвинуты, по комнате кружится полуголый граф, вопит, в груди у него зияет дыра, а из раны прямо-таки хлещет на пол черная кровь.
– Что, что происходит!? – закричал Роман. – Что делать?!
– А пока ничего, – ответил барон, явно наслаждаясь происходящим. – Пришлось его разбудить. Некрасиво как-то умертвить спящего. Но он почему-то не обрадовался. Надо же, такой vieux routier [4] ,
4
vieux routier (фр.) – стреляный воробей.
– Что делать?! – опять заорал Роман: враг продолжал вопить и кружиться.
– А ничего. Это агония. Я вырезал ему сердце. Но последнее слово за вами. Держите, – и протянул Петровичу меч.
Это было настоящее произведение искусства – удобная рукоятка, не дававший руке соскользнуть с нее набалдашник с впаянным в него драгоценным камнем, широкое короткое и, вероятно, очень острое лезвие с вязью непонятных письмен.
– И что с ним делать?
– Отсеките ему голову.
– Как??
– А вот так, – и барон показал. – Параллельно земле, от плеча. Вы же хотели?
Глядя на это визжащее чудовище, Роман не знал, хочет ли он этого по-прежнему. Одно дело отомстить человеку, осознающему свои действия, и другое – этому душевнобольному змею горынычу…
Но размахнулся – вжик! – даже сопротивления не почувствовал, лезвие меча как сквозь масло прошло, покатилась голова с плеч, ударилась о пол и отлетела в угол. Прямо на Фролова смотрели остекленевшие желтые глаза с овальными зрачками. Колени у тела подогнулись, и оно рухнуло на край гроба.
– Pardon, je suis confuse [5] , – сказал барон и отпихнул труп ногой в сторону.
Вдруг тело и голова стали на глазах рассыпаться, несколько секунд – и уже остались только две кучки праха.
– Бежим, – сказал де Грасси, забрал меч и вложил его в ножны за спиной.
Роман согласился – граф вопил так, что, наверное, уже все соседи трясущимися пальцами набрали «02».
Они выскочили на улицу, де Грасси порывался побежать, но Фролов взял его за рукав, остановил.
5
Pardon, je suis confuse (фр.) – Простите, я очень сожалею.
– Не надо. Идем тихо, спокойно, внимания не привлекаем.
Хорошо, что тела не осталось. Ну, покричал кто-то, опрокинул мебель. Да убежал. Никто даже не шелохнется – дело по факту обнаружения пустого гроба не заводят. А то смех был бы, конечно, если камера засняла его, выходящего из подъезда после убийства. А он, глупец, об этом и не подумал. А так бы пришили самосуд. Тьфу ты!
Дошли до Краснопресненской. Барон показал на стоявший у обочины «мерседес-купе»:
– Прокатимся?
– Да, надо бы отсюда поскорее скрыться.
Сели, тронулись.
– Я и не знал, – заметил де Грасси, – сколько у вас на дорогах автомобилей днем, надо было пойти пешком.
Затем он четко и лихо развернулся на стрелке.
– Ух ты! – не выдержал следователь.
– Мой водительский стаж – девяносто восемь лет.
– Впечатляет.
– Домой подбросить?
– Не утруждайтесь. Я думаю, у вас сегодня последний день, так что занимайтесь лучше собой.