Последняя одиссея
Шрифт:
Грей благоразумно молчал. Он-то ожидал увидеть паникующего отца, который станет всем тут приказывать, бодаться с директором, ставить условия… В глазах Каргилла и правда читался страх, губы он сжал в тонкую бледную линию, однако самообладания сенатор не терял, видимо понимая, что криками и угрозами дочь не спасет.
Как бы сам Грей повел себя, похить кто-нибудь Джека? Крушил бы стены. Сенатор же перед лицом кризиса сохранял олимпийское спокойствие, а значит, президент из него получится отличный. У него не хребет, а стальной стержень, ум – острый,
Когда речь зашла о вине «Сигмы», сенатор с готовностью признал, что его дочь своевольна и питает не меньшую страсть к своей работе, чем он – к своей. А стоило Пейнтеру заговорить о древнем дау, как в глазах Каргилла мелькнул огонек любопытства. Ведь находка способна была доказать, что арабы открыли Новый Свет задолго до викингов.
Он покачал головой и, хмыкнув, произнес: «От изучения корабля вы мою дочь все равно не удержали бы».
Вопрос решили со взаимным уважением, и вот сейчас Пейнтер обогнул стол и вернулся на место. Опустившись в кресло, он выразительно посмотрел на Грея.
– Сам видишь, нам нужны лучшие кадры.
То, что это не похвала, а намек вернуться к работе, Грей понял. Оставалось надеяться, что эпитет «лучшие» к нему все еще применим.
– На твою помощь надеюсь не только я, – признал Пейнтер, напомнив о том, что они обсуждали чуть ранее.
– Вы это о ком?
– Я ведь говорил, что фотографии, которые геолог отправил нанимателям, утекли.
– И попали не в те руки. Это понятно, но что вы имели в виду, говоря о том, что они попали «и в те руки тоже»? О находке прознало еще одно учреждение… Кто они?
Пейнтер ответить не успел, потому что в кабинет, постучавшись, вошла Кэт.
– Наш уважаемый гость ушел, – сообщила она, – и я наконец возобновила видеоконференцию.
Она подошла к компьютеру Пейнтера и вопросительно выгнула бровь. Директор кивнул, разрешая воспользоваться своим настольником. Кэт быстро набрала с клавиатуры команду, и на экране за спиной у директора возникло дрожащее изображение. Когда оно стабилизировалось, Грей увидел мужчину: упираясь локтями в стол, тот подался почти к самому объективу вебкамеры.
Весело поблескивая зелеными глазами, мужчина убрал со лба челку черных волос в тон монашеской рясе. На экране мелькнул белый воротничок католического священника.
Финн Бейли. Отец Финн Бейли.
Так вот кто просит задействовать Грея!
– Смотрю, наш блудный сын вернулся, – с акцентом выходца из ирландской глубинки произнес священник. – С возвращением, коммандер Пирс.
Не обращая на него внимания, Грей обратился к Пейнтеру:
– Еще одно учреждение, которое прознало об открытии и видело фотографии геолога, это… Ватикан?
– Не весь, – уточнил с экрана Бейли. – Только те из нас, кто состоит в его intelligenza.
А значит, история куда масштабнее. О том, что у Ватикана есть собственная разведывательная служба, шпионская сеть, знали немногие. Десятилетиями – если не веками – ее агенты внедрялись в тайные общества и враждебно настроенные страны. Интересы Ватикана
С этой организацией Грей связался одиннадцать лет назад, когда познакомился с монсеньором Вигором Вероной, бывшим членом intelligenza и просто человеком чести, неоднократно спасавшим Грею жизнь и чья племянница однажды украла его сердце. Обоих, правда, уже не было в живых: они пожертвовали собой, спасая мир.
При виде отца Бейли пробудилась старая боль. Священник, ровесник самого Грея, некогда был студентом монсеньора Вероны в Папском институте христианской археологии и в конце концов поступил на службу в intelligenza. Выслушать его Грей согласился только из уважения к памяти старого друга, но отец Бейли по-прежнему его раздражал: слишком высокого мнения о себе, слишком уверенный в том, что перерос покойного наставника.
«Никогда и ни за что не стать тебе Вигором».
Вслух же он произнес:
– Так при чем тут Ватикан?
– А, долгая история, – начал Бейли. – Нет смысла рассказывать сейчас. Думаю, лучше начать с актуальных деталей: неделю назад нашу организацию встревожили фотографии с гренландской находкой. Она показалась нам важной, особенно золотая карта и серебряная астролябия и их связь с тайной, о которой у нас в Ватикане знают уже несколько веков.
– Что еще за тайна? – спросил Грей.
Бейли вскинул руку.
– Скажу только, что в наших интересах было удостовериться в подлинности находки и доставить ее сюда. Но, как вы, думаю, понимаете, католических церквей в Гренландии не хватает. Не говоря уже об агентах intelligenza.
– И за помощью обратились к нам, – подсказал Пейнтер.
– Вопрос очень срочный, – пояснил Бейли. – Нам кажется, что новость о находке распространяется очень быстро.
Кэт, стоявшая за компьютером, выпрямилась.
– К несчастью, вам не кажется.
– Знаете что-нибудь о тех, кто похитил карту? – спросил Грей.
– Увы, нет. Знаем только, что разграбление удалось не полностью.
– Как это понимать? – нахмурился Грей.
Ответил Пейнтер:
– Прибывший на место открытия климатолог, Дуглас Макнаб, сберег сферическую астролябию, когда она случайно выпала из карты. Еще он рассказал, что грабители называли сферу Ключом Дедала.
«Ключ Дедала?»
– Почему ее так называют, мы не в курсе, – вздохнул Бейли. – Однако один из наших агентов, мой коллега из Папского института христианской археологии, знаком с такими устройствами, сферическими астролябиями. Они настоящая редкость. Мы догадываемся, почему грабители так отчаянно желали ее получить.
– И почему же? – спросил Грей.
– Монсеньор объяснит.
Бейли нажал на клавиатуре комбинацию клавиш, и картинка увеличилась, показав стоявшего слева от священника человека. Грей напрягся – и не только потому, что Бейли забыл упомянуть еще одного, незримого и молчаливого участника беседы. В конце концов, поступок был вполне в духе этого хама.