Последняя охота
Шрифт:
Влас сидел молча. Ему нечего было ответить. И кому? Менту!
«Выходит, ему меня заложили! Он допер, но не лажал. Сберег жизнь. Выходит, я стал обязанником лягавого? Нет, только не это! Лучше сдохнуть! — сжались зубы. — Но зачем? Кто поймет? Кто узнает? Кому нужна дурная жертва? Ведь я вовсе не стар, и воля уже не за горами. Срок условки могут сократить вдвое, если не будет нарушений. Для того даже просить никого не нужно. Все решается на местном уровне, сколько мне тут дышать. И кто допрет, что условку я отбывал
Влас надрывно закашлялся.
— Тебе ежиный жир нужен. Месяц с молоком попей, пройдет туберкулез. Старый метод, его все зэки знают, — пожалел Смирнов Власа.
— Ежи — не мусора! Голыми клешнями не возьмешь, а уж мокрить их и вовсе не приходилось. Где их возьму? Я даже не видел их в натуре.
— Тайга под боком. На сопках был. Чего ж не присмотрел?
— Сдались они мне, да и откуда знал?
— Теперь-то слышишь?
— Я много чего слышу, да понту нет. Доходит через стенку, как меня со стукачом полощите. В другой бы раз обоих в штопор скрутил бы! Да стена мешает, — скрипнул зубами Меченый.
— От глистов лечись, а то сожрут заживо! — усмехнулся Михаил и добавил, уходя: — Скрипи зубами сколько влезет, но говорим о тебе правду!
— Ничего! Сведет нас эта правда на узкой тропе! — пообещал Влас вслед.
Михаил ничего не рассказал Дамиру об этом разговоре с Меченым. Пощадил стукача. Знал, Дамир панически боится Власа.
Тот молча сидел в своей комнатухе, лишь изредка из-за стены слышались его тяжелые шаги.
— Завтра в баню пойдем вместе со всеми местными мужиками. Ты приготовь мыло, мочалку, да и побриться пора! — говорил Михаил и думал: «Власа тоже позовут. Этот устроит помывку!»
Дамир словно прочел мысли Смирнова и, указав на стену, разделявшую их с Власом, спросил:
— Этот тоже нарисуется?
— Не знаю…
— Тогда я подожду. Не хочу с мудилой в одной бане дышать! В реке помоюсь.
— Я тебя и там достану! — послышалось в ответ.
Стукач в угол вдавился. Михаил сказал, смеясь:
— А я пойду! Люблю париться!
На следующий день их, как и обещали, позвали мыться. Михаил не спешил, мылся и парился основательно. Все ждал, когда же придет Влас, но тот не заявился.
«Сам в себе не уверен, потому не пришел. Не хочет сорваться. Не рискнул. Знает наверняка, местные мужики в случае чего вступятся за Дамира и меня, голышом его из бани выкинут. Вот и отсиживается дома», — решил Смирнов.
Он уже оделся, собрался уходить, когда увидел на пороге Власа. Тот оглядел всех и торопливо напрямик прошел в предбанник, задев плечом Михаила, но так, что Смирнов еле удержался.
«Ладно! Подождем! Посмотрим, чья возьмет», — решил Смирнов и сказал громко:
— Эй, мужики! Не забывайте! У соседа — чахотка в серьезной форме. Ему бы лучше тут не мыться!
Следователь вышел в двери, не оглядываясь.
Влас
Смирнов подождал, пока тот встанет, и спросил:
— В зону охота? Сегодня капитан обещал быть. Надоел ты мне здесь. Думал, поймешь все, но не доходит. Теперь на себя пеняй!
Влас не выдержал, кулаком хотел врезать в подбородок, но Михаил успел пригнуться и перехватил руку, завернул за спину и, подведя к крыльцу, толкнул на ступени молча и грубо.
— Ебанный вприпрыжку! Мусорило гнилое! Все равно достану и замокрю! — грозил Меченый.
Ему было обидно, что именно Смирнов не просто помешал помыться в бане, но и лишил возможности общения с местными, которые за время путины успели забыть о его болезни.
Михаил не признавал угроз и не верил им. Еще работая следователем, убедился, что тот, кто много грозит, почти никогда не выполняет обещаний. Накричавшись, выплеснет эмоции и забывает сказанное. Страшен лишь тот, кто молчит. Этот мстит, не грозя, не предупреждая. «Теперь он нас две недели не увидит. А в комнате что сделает? Ничем не отомстит!»
Михаил с Дамиром ушли в тайгу ранним утром вместе с местными. Целый день валили сухостой, складывали его в кучи, потом они вырастали в штабеля. Дамир обрубал сучья, ветки и верхушки срубленных деревьев, торопливо перебегай от дерева к дереву, стараясь успеть всюду, помочь всем.
Михаил валил деревья. Он не суетился. Делал все основательно, но к обеду устал и решил передохнуть вместе со всеми. Подошел к маленькому костерку, присел и тут же вскочил с воем. Ему не повезло: крупная ежиха вывела ежат в тайгу и не успела убежать от человека. Тот сел, едва не раздавив ее.
— Попалась! — хотел отшвырнуть ежиху, но, вспомнив Власа, положил в сумку и закрыл.
— Зачем тебе еж? — спросил Федор.
— Власа лечить нужно. Слышал, что ежиный жир хорошо помогает!
— Ежиный лечит, но не так здорово, как медвежий жир! Этот за две недели умирающих на ноги ставит, — встрял Дмитрий Золотарев.
— Да кто ж решится? Медведь — не ежик! Свой жир просто так не отдаст. После встречи с ним уже лечить ничего не потребуется! — рассмеялись люди, а вечером, когда начало смеркаться, вернулись по домам.
Михаил по пути свернул в дизельную, откуда доносилась песня движка.
Влас мастерил табуретку. Увидев Смирнова, сигарету изо рта выронил от удивления. Только открыл рот, чтобы обматерить вошедшего, тот сумку подал:
— Держи-ка вот эту! Подлечись! Жира от нее недели на две хватит, а там еще поймаем.
— А как я с нее сниму навар?
— Убей! Сними иглы вместе со шкурой, а потом на сковородку ее; все, что вытопится, твое.
— Эту вот мокрить? Не смогу!