Последняя песнь Акелы-3
Шрифт:
Услышав последнюю фразу, Алексей удивленно чавкнул, но уточнять, что же француз имел в виду под «мнимым могуществом» не стал. В борьбе между голодом и любопытством, чревоугодие одержало безоговорочную победу. А рассказчик, не обратив внимания на секундную заминку соседа, вскинул руку в патетичном жесте:
— И вот пришел ОН — День Славы! Сэр Робертс встретил рассвет счастливой улыбкой, но буры… Они свершили величайшую подлость, такую, какой от них не ждал никто… Британские войска, готовясь к броску через простреливаемые вдоль и поперек лощины, полночи выстраивали свои боевые порядки. А буры… Они просто не пришли на поле боя. Или, переняв традиции своих противников, ушли по-английски. Не попрощавшись.
— Не поверивший своим глазам, фельдмаршал, заранее поставив на бойцах крест, отправил к первой линии траншей две роты ирландских стрелков под командой полковника
— По крайней мере, за три часа с момента отправления рот с рубежа атаки никто не слышал ни выстрела, ни взрыва, от Карлстона не последовало ни одного донесения и, что ни удивительно, из лабиринта лощин региона Кару к предгорьям Высокого Велда никто так и не вышел.
Подчеркнув трагедийность ситуации интонацией, рассказчик шумно отхлебнул из бокала и, интересуясь реакцией слушателя, выжидательно уставился на Пелевина. Тот на мгновение перестав жевать, размашисто перекрестился и, констатировав про себя, что журналист явно сам собой заслушивается, махнул французу полуобглоданной костью, продолжай, мол, продолжай. Ожидавший более душевного отклика со стороны слушателя, журналист прочувствованной мимикой выразил свое недовольство бессердечием русского, пожал плечами и затараторил дальше:
— Внутреннее радуясь, что сможет изменить мнение о бурах в лучшую сторону, и хваля себя за предусмотрительность (ведь в хитромудрую вражескую ловушку попали всего две роты!), Робертс послал улан и австралийскую легкую кавалерию совершить обходной фланговый манёвр. И те, и другие должны были проверить оба фланга. Одновременно. Буквально получасом позже фельдмаршал получил возможность вновь возблагодарить себя за предусмотрительность: в полутора милях от рубежа атаки разразилась жесточайшая перестрелка. Битва длилась минут сорок, может, немногим дольше, после чего гром ружейной пальбы стал стихать, а еще немного погодя к лагерю вышли первые раненые: уланы, австралийцы и… ирландцы Карлстона… «Friendly fire» он только на словах — дружественный, а потери от него не меньше чем от вражеского.
А еще через час «Юнион Джек» гордо возреял над первым бурским редутом, потом над вторым, третьим… пятым… Траншеи были пусты…
Француз смакующе вытянул последние капли вина из бокала, с видимым сожалением покачал в руке пустую бутылку и, подзывая гарсона, звонко щелкнул пальцами. Потом еще раз. Безрезультатно. Чтобы перекрыть многоголосый гвалт, щелчков пальцами было явно недостаточно. А ручной пушкой или хотя бы револьвером француз разжиться не удосужился. Видя, что у француза то ли от безысходности, то ли от жажды наворачиваются слезы. Алексей, уподобляясь Соловью-разбойнику, оглушительно свистнул. Неизвестно о чем и как думал официант, но парой минут позже он бухнул на стол две бутылки вина и, видимо, на всякий случай, еще одну бутылку виски… Удивленный француз благодарно кивнул ошарашенному русскому, оросил пересохшую гортань глотком вина и продолжил:
— Полагая, что пустые траншеи и редуты — обманка и настоящие проблемы еще впереди, а основная масса паршивых сюрпризов поджидает атакующих непосредственно в городе, Робертс недрогнувшей рукой послал в разведку бронепоезд с ротой Нортумблендских фузилеров в качестве десанта. Британский бронепоезд, сторожко поводя по сторонам свиными рыльцами пулеметных и черными хоботами орудийных стволов, словно обожравшийся на полгода вперед удав, втягивался на станцию медленными рывками. Под рассерженный сип спускаемого пара и тоскливый скрежет тормозов, распахнулись двери товарных вагонов и на насыпь споро посыпались десантники. Безукоризненно выполняя требования Полевого Устава, фузилеры заняли оборону вдоль железнодорожного полотна. По обе его стороны. Враг молчал. После почти часового бесплодного ожидания контратаки буров, командир десантников, отправил два пехотных взвода проверить здание вокзала. Противник безмолвствовал. В шести часам пополудни вокзал и прилегающие к нему пакгаузы полностью контролировались британскими войсками. Оказать им сопротивление буры так и не решились. Или не пожелали. Командир десантников, капитан Гаррисон собрался было выдвинуть своих солдат дальше в город, но телеграмма командующего (как ни странно, но телеграф был исправен), ссылающегося на позднее для атаки время, заставила его остаться на месте. Утром к десантникам подошло подкрепление: рота первого батальона Королевских мюнстерских фузилеров, взвод сигнальщиков из Вустерширского полка с гелиографом, два
Француз, прополоскав горло вином, выдержал вполне себе театральную паузу и только когда в глазах Алексей загорелся неподдельный интерес, продолжил.
— Специальная комиссия занималась расследованием этого инцидента почти две недели, но так и не смогла с уверенностью назвать виновных в гибели двадцати двух и ранении шестидесяти девяти британских военнослужащих, накрытых огнем британской же артиллерии. Неизвестно и доныне, то ли сами стрелки, дав сигнал ракетой не того цвета, ошибочно вызвали огонь на себя, то ли артиллерийские наблюдатели неверно поняли поданный сигнал. Или еще какая напасть приключилась. Достоверно установлено только одно — бурами в том районе и не пахло. На третий день с начала штурма в Блумфонтейн, под приветственные крики выстроившихся вдоль тракта солдат, торжественно въехал сэр Робертс. Захваченный город поразил его красотой зданий, разгулом цветущей зелени и… безлюдьем. Следующее потрясение настигло его возле ратуши, где героев-освободителей стоически поджидали десятка три ойтландеров — практически все, кто решил остаться в оккупированном городе. Торжественная делегация вынесла навстречу главнокомандующему поднос, на котором покоился сизый, с заметными следами счищенной ржавчины, ключ размерами и формой напоминающий амбарный. По сути он таковым и являлся, но «освобожденная» общественность, не найдя ключ от города, пришла к выводу, что символ — он символ и есть, чего символом обзовешь, то им и будет. А нам, журналистам, не очень-то интересно, какую именно железяку генералу вручают, главное — на ключ похоже, а там, хоть трава не расти! Похоже, что Робертс считал примерно так же, ибо на площади он принял «ключ от города» с благодарностью. Правда, уже на следующий день господа офицеры из контрразведки буквально вынули душу из господ встречающих… Но это уже совсем другая, скучная и никому, даже пишущей братии, не интересная история.
А трехдневная операция по захвату Блумфонтейна стоила Британской империи минимальной крови: полсотни убитых, сто семнадцать раненых… Учитывая, что взят третий по масштабам и второй по значению город двух республик, — практически бескровно. А то, что буров в городе не было, так эта история еще более скучна и неинтересная, чем случай с городским ключом…
По окончании истории о героической победе британской армии, Алексей настороженно покосился на газету, потом на француза, после на бутылки и в сердцах сплюнул на пол: война — чужая, проблем — нет (по крайней мере, на этот вечер нет), спирт — есть, до утра — далеко. Чёрт с ней с политикой, сегодня напьемся, а думать будем завтра. На свежую голову.
Услышав последнюю фразу, самосознание огорошено покачало головой, презрительно покрутило у виска пальцем и, заявив о том, что умывает руки, скрылось в неизвестном направлении.
— А я еще раз повторяю! — раздраженно дернув щекой, процедил Матвей Чернов. — Ваше поведение, юная леди, иначе как вызывающим и провокационным назвать нельзя!
— Дядюшка, а ты сейчас к кому обращаешься-то? — Полина демонстративно скрежетнула ножом по вилке и откинулась на спинку кресла. — Точно ко мне? Или еще к кому-нибудь? Если тебе леди нужна, то факт — промашка с адресом вышла. Промаявшись больше года в окружении ледей, я тебе честно скажу: не вдохновил меня их пример. Не вдохновил…
— По-ли-на! — хлопнув ладонью по краю стола, отчеканил хозяин дома. — Ты…
— Ну вот и имя моё наконец-то не коверкая выговорил. Мо-ло-дец! — удовлетворенно кивнула племянница, хладнокровно глядя на разбушевавшегося дядю. — А то: «Аполлинария то, Аполлинария сё»… Тоже мне, мадам Сурье местного разливу. Переиздание африканское, адаптированное…
— О, Господи-и-и! — Чернов, обхватив голову руками, застонал, глядя куда-то сквозь стену. — И как только у сестренки сил с тобой бороться хватает?..