Последняя почка Наполеона
Шрифт:
– Там папа, – сказала девушка, пропуская ее вперед, в комнату больной. – Я его не стала будить.
– Он трезвый?
– Как вам сказать…
Комната была довольно большая – с евро ремонтом, с дорогой мебелью. На диване лежала голыми ягодицами кверху, раскинув длинные ноги, женщина с белокурыми локонами. Она издавала звуки в подушку, стискивая ее как горло врага. На ней был халат, задранный почти до лопаток. Плотное белое тело женщины содрогалось. Из попы у нее текла кровь, она расползалась по простыне, которая была
– Ольга, супруга моего брата, – с излишней, как показалось Гюльчихре, церемонностью, отрекомендовала страдающую блондинку девушка. Женщина подняла лицо. Оно было искривленным, красным, в слезах и синих подтеках. Осумасшествившие глаза, вытянутые стрелками до висков, воззрились на Гюльчихру.
– Это кто такая?
– Я врач, – откликнулась Гюльчихра, ставя саквояж. – Что произошло?
Ответ был дан слепой девушкой, притом молча. Она с поразившей Гюльчихру точностью указала пальчиком на пустую бутылку из под вина, стоявшую на полу, у шкафа. Гюльчихра, впрочем, сразу сообразила, что, вероятно, этот предмет был туда поставлен именно слепой девушкой, которая его вынула из прямой кишки своей родственницы.
– И кто это сделал?
– Колька, – сказала девушка.
– Ее муж?
Слепая кивнула.
– Они ведь ссорятся постоянно! Сегодня утром прямо с восьми часов орали, орали! Потом она как завоет, а Колька – матом! Выбежал, дверью грохнул, и – был таков. А она визжит! Я сюда вбегаю…
– Заткнись! – вновь подала голос жертва насилия. – Ты все врешь! Все это из-за тебя! Ты меня достала! Ты меня бесишь! Ой, сука! Ой!
– Не надо кричать, – промолвила Гюльчихра, открыв саквояж. – Ложитесь на левый бок, поджимайте ноги.
Блондинка, не прекращая осыпать родственницу упреками, приняла требуемую позу. Кровь продолжала течь. Натянув резиновые перчатки и достав перекись, Гюльчихра раздвинула двумя пальцами ягодицы женщины и промыла щель между ними. Их обладательница стонала.
– Что там? – спросила слепая девушка, неподвижно стоя возле окна. – Ведь ничего страшного, правда?
Сидя на корточках, Гюльчихра смотрела в задний проход.
– Да как вам сказать? Прямая кишка разорвана. Нужна срочная операция.
– Операция? – в панике проскулила больная. – Как операция? Мне в больницу придется ехать? Там меня будут резать?
– Режут, простите за выражение, скот на бойне, – ответила Гюльчихра, наложив на рану салфетку и закрепляя ее при помощи лейкопластыря. – А вас будут оперировать.
Это слово больной понравилось еще меньше.
– Как оперировать? Ты чего? Ты с ума сошла? Я боюсь!
– Бояться не стоит. А относительно сумасшествия не меня надо спрашивать, а того, кто с вами это проделал. Впрочем, я думаю, с ним все ясно.
Женщина продолжала ныть. Сделав ей укол анальгина, Гюльчихра выпрямилась.
– Мне будет нужен ваш паспорт.
– Он на столе, –
– Ну, это, простите, не от меня зависит, – отозвалась Гюльчихра, взяв со стола паспорт. И вот тут женщина ее здорово удивила. Не столько тем, что она сказала ей, сколько тоном, в котором вдруг зазвенел металл.
– Ну так объясни тем, от кого зависит, что я – жена полицейского!
Гюльчихра посмотрела в глаза больной. Они еще были мокрыми, но из них исчезло прежнее выражение.
– Ты грузинка? – спросила женщина, зорко глядя на медработницу.
– Я – чеченка.
– Ах, ты чеченка? Тогда, я думаю, ты меня поняла.
– Я вас поняла. А где ваш страховой полис?
– В паспорте он!
– Нужен городской телефон, – опять обратилась к девушке Гюльчихра.
Слепая кивнула и повела ее в третью комнату – по всей видимости, в свою. Там было довольно тесно – диван, шкаф, стул, кресло, комод и гитара, висевшая на стене, занимали большую часть пространства, однако, чистенько, ни пылинки. Потолок был в разводах, обои кое-где отошли, телефон стоял на комоде.
– Как тебя звать? – спросила у девушки Гюльчихра, набирая номер.
– Анфиса.
– Как давно ты не видишь?
– Почти три года.
– А диабетом болеешь с какого возраста?
Слепая от удивления заморгала.
– Как вы узнали?
– Да ацетоном прет от тебя, как от алкоголика! Это интоксикация. Тебе тоже в больницу надо бы… Алло, здравствуйте! Женщина, москвичка, тридцать пять лет, разрыв прямой кишки в результате травмы. Кровотечение. Нет, вы знаете, она хочет в "Склиф". Ее муж работает в Министерстве Внутренних дел. Хорошо, спасибо.
Продиктовав паспортные данные пациентки и номер полиса, Гюльчихра связалась с водителем.
– Алло, Мишка, тащи носилки сюда. Восьмой. Сто шестьдесят третья. Поедем в Склиф. Ну, не знаю.
Положив трубку, она опять взглянула на девушку.
– И ты тоже, друг мой, поедешь с нами.
– В смысле? Куда? – ахнула незрячая.
– В Институт Склифосовского. У меня там много знакомых. Тебя прокапают физраствором. Вечером я тебя заберу, привезу сюда.
Анфиса молчала.
– Ты, вообще сахар контролируешь? – вновь пристала к ней Гюльчихра.
– Да как вам сказать…
– Да можешь не говорить, мне и так все ясно. Ладно, пойдем, оденем ее. Сейчас принесут носилки.
Ольга хранила сосредоточенное молчание, продолжая лежать с упором на локти. Взгляд ее был суров.
– Вас прооперируют в "Склифе", – сказала ей Гюльчихра, пока незрячая родственница на ощупь извлекала из шкафа белье, колготки, юбку и свитер. – Паспорт и полис кладу на стол. Где сейчас ваш муж?
– Как – где? – скривила больная рот. – На дежурстве! Я ведь тебе сказала, он – полицейский.