Последняя принцесса Нуменора
Шрифт:
— И все-таки… как ты убежал, Исилдур?
— А вот, смотри! — помедлив, Исилдур развернулся и попробовал повторить свой трюк, с разгону взбежав на дерево. Но дерево не было таким ровным, как стена, и Лиэль ахнуть не успела, как Исилдур рухнул вниз с довольно большой высоты и упал на спину.
— Ты не сильно ушибся? — подскочила она к нему.
— Да… хорошо, что не в пруд грохнулся, — водоем был рядом. — Было бы нелепо сломать себе что-нибудь, показывая милой Лиэль, как похищаются драгоценные плоды… —
— Прости меня, Исилдур! Я так горжусь тобой, ты необыкновенный, настоящий герой! — она помедлила. — Может быть, герой захочет какой-нибудь награды от прекрасной дамы?
— Ну, разве что поцелуй! — встрепенулся Исилдур. Лиэль наклонилась и быстро чмокнула его в щеку.
— Ну, разве это поцелуй? — возразил Исилдур разочарованно. — Наверное, так целуют кукол или маленьких котят? Не найдется ли у нее поцелуя… достойного храброго воина?
Лиэль молчала, потупившись. Исилдур понял, что она смущена, и сладкое ощущение пронзило все его существо.
— Я… — слегка запинаясь и не глядя на него, сказала девушка, — никогда не целовала воинов и не знаю как надо.
— Тогда я покажу, — Исилдур, придвинулся к ней, нежно обнял и прижал ее лицо к своему, она в испуге даже забыла закрыть глаза, но доверила ему самые мягкие и душистые губы на свете, из которых он пил то слегка, то в полную силу их первый мед. Лиэль узнала тогда, что храбрых воинов целуют долго-долго и так, что время перестает существовать, и все прочее тоже.
Они растеряли все слова на некоторое время, когда сидели близко друг к другу, и их сердца бились часто и тревожно. Исилдур почувствовал, что теряет самообладание и, отстранившись от девушки, окунул в пруд разгоряченную голову.
— Жарко от твоих поцелуев, Лиэль, — объяснил он потом, обернувшись. Вода стекала с густых каштановых прядей.
— Да… жгутся поцелуи воинов, — согласилась Лиэль и, последовав его примеру, тоже опустила голову в прохладную воду пруда.
Мокрые и счастливые, они улыбнулись друг другу немного смущенно.
На какое-то мгновенье соприкоснулись их души, и никогда больше не смогут они относиться друг к другу, как прежде. Всего одно волшебное мгновенье, и все изменилось. Страшно и сладостно, и в глазах их струится одинаковый свет.
— Исилдур, давай будем разговаривать скорее, иначе сойдем с ума, — Лиэль кружила между деревьями, и Исилдур следовал за ней.
— Однажды ты станешь королем, — серьезно, как будто ей это было достоверно известно, говорила Лиэль, — королем нуменорцев, и все последующие короли тоже будут из твоего рода. Ты будешь благородным и справедливым правителем, тогда все народы будут чувствовать себя на Эленне как дома!
— Что ты говоришь, милая? Ар-Фаразон в зените славы, разве его род угаснет?
— У Ар-Фаразона никогда не будет детей! — пророчествовала
— Юная прорицательница! — Исилдур улыбнулся и снова близко подошел к ней. — Знай, если мне, как ты говоришь, суждено стать королем, то ты, маленькая Лиэль, будешь моей королевой!
— Хорошо! — легко согласилась она. — Скорей бы все стало, как я говорю. Я так люблю Нуменор… и тебя, и всех наших друзей. Не хочу, чтобы они страдали. Мы бы все сделали иначе.
— Да, иначе, — Исилдур обнял ее. Им легко было представить себе, что мир уже изменился к лучшему, для них это уже произошло. Любовь всем дарит надежду.
— В городе строят храм, — грустно сказала Лиэль, — храм, где будут поклоняться Мелкору. Говорят, он огромный и безобразный, совершенно черный…
— Это какое-то безумие, — откликнулся юноша, — хотел бы я взглянуть в глаза этим людям, которые решили поклоняться Богу Тьмы. Ведь Саурон даже не слишком старается скрыть его сущность.
— Я тоже хочу в Арменелос, Исилдур. Хочу увидеть этот храм, о котором столько разговоров. Глашатаи короля приезжали в Роменну и звали всех на строительство. Папа сказал, что это маневр Саурона, чтобы отметить тех, кто все еще противоборствует ему. За теми, кто отказался участвовать в строительстве, будут тайно наблюдать.
— Пусть трясется гнилой клещ! У него не хватит глаз, чтобы уследить за всеми. Мы взорвем его вместе с храмом, так что ничего от них не останется.
— Исилдур, пойдем завтра в город вместе!
— Но я боюсь за маленькую Лиэль!
— Если ты будешь рядом, я не испугаюсь.
— Хорошо… — он гладил ее по мокрым волосам и думал, что ради нее способен на многое.
Лиэль взглянула на небо, запрокинув голову.
— Исилдур, — сказала она, — когда звезды пляшут, что это значит?
— Это значит, — Исилдур обнял ее еще крепче, — что Лиэль пора… идти домой, а то ее друг сгорит.
— Тогда до завтра, Исилдур!
— До завтра, Лиэль.
Они расстались. Когда Айрен увидела мокрые волосы дочери, она лишь вздохнула. Позже, уже дома, она спросила:
— Что ты делала сегодня в саду с Исилдуром?
— Я… он… показывал мне, как украл плод с дерева Нимлот… и еще, как целуются воины…
— Как ты могла! — горячо возмутилась Айрен.
— По-моему… у меня неплохо получилось, — насупилась Лиэль, а ее мечтательный взор был где-то далеко, далеко.
Айрен долго не могла уснуть и грустно вздыхала, Дориан спросил, что с ней.
— Наша дочь, по-моему, очень сблизилась с внуком Амандила.
— И что же?
— Сейчас слишком трудное время, чтобы привязываться к кому-то. Это опасно.