Последняя реликвия
Шрифт:
— Все в руках Господа, — заметила настоятельница.
Гонец придумал новый выход.
— Если высокочтимая аббатиса не знает этого перстня и не доверяет мне, пусть покажет его фрейлейн Агнес. Она, наверное, узнает эту последнюю реликвию рода и без сопротивления последует за мной.
— Ты так думаешь?.. — спросила аббатиса с еле уловимой улыбкой; как будто некая мысль неожиданно развеяла все ее сомнения и все расставила на свои места. — Ты так хорошо знаешь фрейлейн Агнес, гонец?
Пока гонец, несколько смущенный, искал внятного ответа, аббатиса знаком подозвала к себе
Посланец хотел еще что-то сказать, но аббатиса повелительным движением руки велела ему молчать.
Монахини вскоре вернулись.
Между ними шла Агнес фон Мённикхузен. На ней было длинное одеяние кающейся грешницы; лицо ее, со впалыми щеками и каким-то мутным взглядом, поражало своей бледностью. Свет, которого она была лишена долгое время, слепил ей глаза.
При виде ее гонец сам побледнел. Из груди его вырвался болезненный, гневный стон. Гонец ступил к девушке шаг и замер. Агнес задрожала. Взгляд ее остановился на высокой фигуре гонца и словно застыл, кровь бросилась ей в лицо, она громко вскрикнула, пошатнулась и упала бы, если бы ее здесь не поддержали монахини.
— Отведите плутовку обратно в келью, я все видела! — сказала аббатиса, не спускавшая глаз с Агнес и гонца.
— Остановитесь! — закричал гонец, преградив дорогу монахиням. — Что вы сделали с фрейлейн Агнес? Почему вы содержите ее, как преступницу?
— В этом я не обязана давать отчет слуге, — надменно и сурово заявила аббатиса. — Уведите ее, сестры!
Но гонец не давал монахиням двинуться с места.
— Раньше я должен добиться полной ясности! — крикнул он громовым голосом, не предвещавшим монахиням ничего хорошего. — Агнес фон Мённикхузен, я спрашиваю именем вашего отца, почему на вас эти позорные одежды? Почему вас держат здесь в заточении?..
Прежде чем Агнес успела что-либо ответить, аббатиса громко ударила в ладоши. Двери залы распахнулись, вошли шесть монастырских слуг, вооруженных длинными алебардами, и окружили гонца. Впрочем, тот их едва ли заметил — так поражен он был изменениями в облике Агнес. Но тем яснее видела и понимала происходящее сама Агнес; в лице ее опять не было ни кровинки. Она с мольбой смотрела на посланца, и ее взгляд говорил: «Беги, Габриэль! Зачем ты губишь и себя, и меня?».
— Я все еще жду ответа, — напомнил Гавриил спокойно. — Кто разрешил держать вас здесь в заточении, как преступницу, фрейлейн Агнес? Неужели таково было желание вашего отца?..
— Я не знаю, — печально, тихим голосом ответила Агнес. — Мой дорогой отец, как видно, совсем меня покинул.
— Это неправда, — воскликнул Гавриил. — Он призывает вас к себе. Он только о вас и говорит!.. Согласны ли вы ехать со мной к отцу? На дворе нас ждет лошадь с санями.
В глазах у Агнес сверкнул, как молния, радостный блеск и тотчас же угас.
— Я с радостью поеду, если аббатиса разрешит, — сказала она тихо; сказала она так, конечно же, не потому, что искала разрешения аббатисы, а потому, что хотела помочь любимому выйти сейчас из монастыря.
— Вы слышите, аббатиса? — обрадовался Гавриил. — Фрейлейн Агнес доверяет
— Кто ты такой, что осмеливаешься так нагло разговаривать со мною? — спросила аббатиса, хмуро сдвинув брови. — Я не верю, чтобы рыцарь фон Мённикхузен, человек древних традиций, любящий во всем порядок, мог терпеть у себя на службе таких дерзких слуг. Как твое имя, молодой повеса?
— Мое имя тут ни при чем, — сказал Гавриил резко, так как его терпение окончательно истощилось. — Вы видите, что фрейлейн Агнес меня знает и доверяет мне. Однако препятствуете. Не слишком ли много власти вы взяли над несчастной девушкой?.. Я в последний раз спрашиваю: согласны ли вы добром отпустить ее со мною?
— А если я не согласна, тогда что? — с едкой насмешкой спросила аббатиса.
Глаза Гавриила сверкнули гневом.
— Тогда вы сами ответите за последствия вашего произвола. Я предупреждаю вас, аббатиса: не навлекайте страшную беду на себя и на эту тихую обитель! Пожалеете, но будет поздно.
— Ты осмеливаешься еще угрожать мне, наглец! — побледнев от злобы, прошипела аббатиса. — Слуги! Что вы стоите? Он ваш. Вяжите его!..
Гавриил вдруг наклонился к дрожащей Агнес, шепнул ей на ухо: «Мужайся, я скоро вернусь!», потом сильным ударом оттолкнул слугу, схватившего его за локоть, вырвал у него из рук алебарду и, размахивая ею над головой, закричал:
— Вы, негодяи, хотите схватить воина? Не слишком ли много жиров нагуляли на легких монастырских харчах?..
Не успели оцепеневшие от изумления слуги прийти в себя, как Гавриил исчез за дверью. Не оглядываясь, он промчался по длинному коридору, взобрался с верхней ступеньки лестницы на стену, спрыгнул оттуда с двухсаженной высоты вниз, вскочил в сани и исчез в темноте, так что высланные за ним в погоню слуги не смогли даже увидеть его.
Агнес, которую отвели обратно в келью, без сна ворочалась на своем жестком ложе. Тревога и отчаяние терзали ей сердце: она еще не знала, спасся ли Гавриил от своих преследователей или попал к ним руки и томится теперь где-нибудь в подвале, в узилище, скованный железами по рукам и ногам.
Спустя примерно час загремел замок на двери кельи, глухо стукнул засов. Дверь отворилась, и вошла аббатиса, держа в левой руке подсвечник с горящей восковой свечой и плеть из нескольких бечевок. По лицу аббатисы было видно, что и она до сих пор не сомкнула глаз. Матушка Магдалена плотно прикрыла за собой дверь, поставила подсвечник в нишу стены и сказала Агнес, в удивлении поднявшейся с постели:
— Так это и есть твой возлюбленный?
Вся девичья гордость, все прежнее упрямство вдруг проснулись в сердце Агнес от этого издевательства.
— Это мой жених, я с ним помолвлена, — произнесла она спокойно.
— Прекрасный жених, нельзя не признаться, — с насмешкой сказала аббатиса. — Все так неожиданно и легко выяснилось — стоило только немного подождать… И уже помолвлены даже? Разумеется, с согласия и благословения твоего отца? — едко улыбалась матушка настоятельница, предвкушая развлечение.