Последняя роль неудачника

Незнанский Фридрих Евсеевич

— А что? — оживился Бомба. — Я еще в детстве стучал на маминых кастрюлях, вязальными спицами наяривал!

И Бомба исчез так же мгновенно, как появился.

— Не надо, — Артемьев повернулся к Гордееву. — Если он заиграет — здесь стены рухнут. А это не в моих интересах. Мои стены тут — самое лучшее… Знаете, в свое время я считал себя очень привлекательным…

Гордеев хотел было сказать Артемьеву, что тот и сейчас вполне ничего себе, но вовремя сообразил, что получится не слишком уместный комплимент — от мужчины мужчине.

— …При этом подразумевалось, конечно, что у меня очаровательная жена и отличная карьера. Кроме того, я живу в столице и отнюдь не ощущаю себя сторонним наблюдателем. А ведь это важно… Для меня это очень важно.

В детстве я был замкнут. Мне все время представлялось, будто все посвящены в некую великую тайну, которую от меня скрывают. У остальных, казалось, есть в жизни какая-то особая цель. Эта убежденность возрастала каждый раз, когда я переходил из одной школы в другую… Отец тогда часто менял работу, мы все время переезжали с места на место, и я снова оказывался в положении новичка. Каждый год я должен был постигать очередной свод условностей. И, только окончив школу, я начал познавать секреты того, как завоевывать друзей и оказывать влияние на других.

— Цитата из Карнеги? — усмехнулся Гордеев.

— Да. Но, даже став докой в этом деле, я все же понимал: у меня это умение — приобретенное, а у других оно — врожденное.

— Так вам впору гордиться собой, — заметил адвокат.

— Не получается, — честно признался художник. — Мне удавалось обмануть окружающих, но я не переставал бояться, что когда-нибудь буду разоблачен как обманщик и самозванец. Именно так я и чувствую себя сейчас. Даже теперь, когда можно бы побахвалиться своими достижениями, не выходит…

Между тем какая-то женщина, похожая на некую знаменитость, пройдя через зал, помахала рукой в их направлении. Артемьев помахал в ответ. Его улыбка стала кислой, едва женщина скрылась из виду.

— Обратите внимание, — сказал он, — силиконовая имплантация.

— Вот как? — удивился Гордеев. — А мне она показалась довольно плоской.

— Да не сиськи, — объяснил художник, — щеки. Это же… — И тут он назвал, видимо, достаточно известную в их кругу фамилию. — Разве вы не узнали? Она сделала эту дурацкую силиконовую вставку, чтобы казалось, будто у нее есть скулы. А все потому, что один мой знакомый скульптор, которому она позировала, брякнул ей, что у нее недостаточно фактурный профиль.

— Совсем люди с ума посходили, — резюмировал Гордеев.

— Да уж, — вздохнул художник.

Тут в зале наступило некоторое оживление. Оказалось, что Бомба, вдохновленный новой идеей, договорился с диск-жокеем и временно занял его место. Он остановил уже запущенную было пластинку и завыл дурным голосом:

Гордеев вздохнул и посмотрел на Артемьева.

— Что? — безо всякого выражения спросил художник.

— Какого черта вы меня сюда затащили? Мне, знаете ли, не двадцать лет, и меня вся эта галиматья совершенно не бодрит.

— Хотите меня уверить, что предпочли бы консерваторию?

— Хочу сказать, что с большим удовольствием отправился бы на боковую или просто выпил.

— Это никогда не поздно, — художник кивнул в сторону бара.

— Ладно, хватит уже с вас на сегодня.

— Относительно сумасшествия, — сказал Артемьев после паузы длиной в сигарету. — Это не шутка была.

— Вы о чем? — удивился Гордеев.

— Да все о том же. Я не псих.

— Я и не говорил, что вы псих.

— Но подумали, — настаивал Артемьев.

— Даже и не думал! — Гордеев уже устал защищаться.

— Правда?

— Правда.

— Понимаете, — сказал Артемьев после новой продолжительной паузы, — обо мне многие так думают, я знаю. Возможно, я даю для этого какие-то основания. Возможно, я слишком подозрителен. Но у меня были основания. В принципе, можно и к сорняку относиться с подозрением: каковы его истинные цели? Кто его послал в мой огород? Но в один прекрасный день вся шелуха отпадет, и мы узнаем его истинную природу. Правда, к тому времени сорняк прорастет повсюду и будет поздно. Сорняк, или то, что мы принимали за сорняк, будет диктовать нам условия. Понимаете, когда моя личная жизнь усложнилась и приобрела такой…

драматический характер, беспокойства о сорняке отошли куда-то на задний план. Я понял, что величайшая боль приходит не с далекой планеты, а из глубины сердца… Альбина сказала, что я параноик, и исчезла, а потом моя мастерская была буквально разгромлена. Помню, прихожу я, открываю дверь и что вижу? Сплошной хаос: все — вдребезги, шкафы взломаны, ящики валяются по всему полу пустые, холсты порваны.

— Вы серьезно? — спросил ошеломленный Гордеев.

— Да.

— Это было до ее исчезновения?

— После. И, помнится, я тогда подумал: «Ну хорошо, неприятность, конечно, чертовская, зато как здорово все укладывается в теорию о „параноике“. Но если честно, я даже проверялся у довольно известного психоаналитика, и он сказал мне: „Вы — человек аффектированный, склонный к театральности, вы полны иллюзий по отношению к жизни, но тем не менее вы слишком сентиментальны, чтобы быть параноиком“. А я однажды проверил себя при помощи так называемого мультифазного психологического теста, и проверка эта показала, что я параноик, невротик и шизофреник.

— Ну да?! — не поверил Гордеев.

— Правда-правда! Это такой тест, он из кого хочешь психа сделает. По отдельным пунктам у меня были такие высокие показатели, что их общая сумма, согласно инструкции, дала такой результат. Но тест выявил также, что я — неисправимый лгун! Видите ли, по этому тесту вам несколько раз задают один и тот же вопрос, сформулированный каждый раз по-разному. Скажем, мне говорят: «Существуют божественные существа, которые правят миром». И я подтверждаю: «Да, возможно, что так оно и есть». Немного спустя говорят: «Я не думаю, что существуют божественные существа, которые правят миром». И я говорю: «Да, по-видимому, это так, я знаю множество причин, чтобы согласиться с этим утверждением». А еще позже предлагают формулировку: «Я не уверен в том, существуют ли божественные существа, которые правят миром». И я говорю: «О да, это абсолютно верно». И в каждом случае я отвечаю совершенно искренне. Если взглянуть на эту ситуацию с философской точки зрения, то я веду себя как кое-кто из парней, живших во времена древних греков, которые хвастались тем, что живут, как собаки. Любой аргумент, который мне приводят в подтверждение той или иной теории, убеждает меня в ее справедливости. Вот если бы вы предложили мне сейчас заказать пиццу, я немедленно согласился бы, что это лучшая идея, которую я когда-либо слышал. Более того, вы вполне могли бы заставить меня заплатить за нее из собственного кармана. Но если бы вы спросили вдруг: «А не думаете ли вы, что пицца стоит слишком дорого, питательность ее очень мала, ну и так далее?» — я немедленно ответил бы, что вы правы, я терпеть не могу это дерьмо. Это, как я догадываюсь, свойство любой слабой натуры…

Гордеев молчал. Он уже давно пожалел, что согласился на эту поездку в ночной клуб.

Бомбу убрали с пульта. Теперь музыка перемежалась заявлениями диск-жокея:

— Не нуждается в особых доказательствах тот факт, что во всем животном мире самцы имеют более яркое оперение, более интересные шкуры, более ветвистые рога, и, вообще, они более привлекательны и красивы, чем самки! И это несмотря на то, что в животном мире любое живое существо изначально поставлено в условия жесточайшей борьбы за существование, которые вроде бы должны делать животное как можно менее заметным для окружающих, чтобы лучше скрываться от бесчисленных внешних врагов и опасностей! Значит, даже в условиях жесточайшей борьбы за существование именно самцы, а не самки сохраняют более яркие оперение и шкуры! А значит, ими движет еще инстинктивная тяга к продолжению рода или же эрос. То есть желание привлечь к себе внимание самок в животном мире у большинства самцов на инстинктивном, подсознательном уровне оказывается сильнее, чем желание выжить самому! Приходится признать, что самцы в животном мире и в наши дни подвергают себя значительно большему риску, чем самки… из-за чего? Из-за красоты!