Последняя стрелка

Серегин Михаил Георгиевич

Услышав это, Татьяна застыла, словно каменное изваяние. Несколько секунд сидела рядом с Полуниным молча, и он видел в свете фонарей, как девушка кусает губу, стараясь сдержать рыдания. Владимиру было жаль ее, жаль себя и этот волшебный вечер, который он вынужден был испортить.

Полунин даже не пошевельнулся, чтобы успокоить девушку. Он отпустил ее руку и слегка подтолкнул, словно приказывая уйти. Татьяна, зарыдав, выбежала из гостиной. Владимир, приподнявшись на локте, несколько секунд смотрел ей вслед, а затем, услышав рыдания, пошел в спальню.

Татьяна лежала на

кровати, закрыв голову подушкой. Полунин постоял в дверях, пытаясь убедить себя в том, что вел себя правильно, затем подошел к кровати и сел на краешек.

– Танечка, ну не нужно так убиваться. В жизни мы не всегда получаем то, что хотим, – проговорил Владимир, погладив Татьяну по плечу. Девушка вздрогнула, но рыдать перестал и только всхлипывала.

– Ты очень красивая. Не просто красивая – ты божественная! – продолжал Полунин. – Любой мужчина почтет за счастье быть рядом с тобой. В этом смысле я тоже не исключение! Ты мне действительно очень нравишься. И раз уж на то пошло, признаюсь, что сегодня тоже о тебе думал и мечтал пригреться под твоим крылышком.

Всхлипы полностью прекратились. Татьяна застыла, ловя каждое слово Полунина и пытаясь понять, к чему он клонит.

– Когда ты заговорила об одиночестве, я удивился тому, насколько схожи у нас с тобой чувства. В последние дни я просто физически ощущаю пустоту, и мне очень плохо. Но поверь моему опыту, чувство одиночества пройдет! Его может прогнать интересная работа, путешествие, новый хороший друг. Но искать спасение от тоски в сексе было бы непростительной ошибкой. Я знаю это по опыту и должен сказать, что мимолетные связи ничего, кроме боли, не приносят.

Владимир замолчал, давая возможность Татьяне осознать все, сказанное им. Однако девушка никак не отреагировала на его слова, и Полунин так и не смог определить, поняла она их или была слишком расстроена сейчас, чтобы прислушаться к голосу разума. И Владимир, покачав головой, снова заговорил:

– Я почти уверен, что сегодня нам с тобой было бы очень хорошо. – Голос его звучал вкрадчиво. – А утром пришла бы боль от несбывшихся призрачных надежд и сожаление о бесполезности содеянного. Поэтому давай возьмем эмоции под контроль и не будем искать спасение от тоски в том, что должно стать кульминацией душевной близости. Я понимаю, как тебе сейчас плохо, и полагаю, лучше всего нам стать настоящими, верными друзьями. Согласна?

Несколько секунд Татьяна молчала, и Полунин опасался нового всплеска эмоций. Обычно девушки переносят отказы намного болезненней, чем представители сильного пола, которым не привыкать к подобным разочарованиям. Хотя бы потому, что в большинстве случаев именно мужчины являются инициаторами сексуальных отношений. И Владимир боялся, что Татьяна рассердится на него, посчитав оскорбительным все, что он ей сказал. И тонкая ниточка взаимопонимания, успевшая появиться между ними за два с небольшим дня знакомства, порвется. Однако этого не произошло.

Татьяна приподнялась на локте, повернувшись к Владимиру. В ее глазах блестели слезы, но на губах появилась улыбка.

– Хорошо, я согласна! – проговорила она. – Стать другом такого замечательного человека, как ты, тоже

счастье.

– Рад, что ты меня поняла, – улыбнулся Полунин. – Только, чур, не называть меня на работе Вовчиком!

– Хорошо. Буду звать тебя Вован, – согласилась Татьяна, и оба рассмеялись.

– А теперь спи, – проговорил Полунин и предложил: – Хочешь, я буду гладить тебя по голове, пока ты не уснешь, чтобы прогнать плохие сны?

– Хочу, – улыбнулась Татьяна и, откинувшись на подушку, закрыла глаза.

Глава двенадцатая

Приемная Вольцева была обставлена шикарно, хотя немного старомодно – мягкая кожаная мебель, шкафы из красного дерева, картины на стенах, три секретарши, по совместительству массажистки.

Полунин подумал, что если у заместителя министра такая роскошь, то какой тогда кабинет у министра? Потолок в алмазах и взвод гейш вместо секретарш? Усмехнувшись при мысли, как любят наши чиновники почувствовать себя господами, Владимир опустился в мягкое кресло, едва не утонув в нем.

Антипатия Полунина к Вольцеву, возникшая во время их первой и единственной встречи в ресторане «Оливер», не исчезла. Только укрепилась. Чванливый царек, считающий себя божеством. Впрочем, когда одна из секретарш проводила Полунина и Татьяну к нему в кабинет, Владимир ничем не выдал своей неприязни.

– Рад вас видеть, Владимир Иванович, – радушно проговорил Вольцев, но навстречу гостям не поднялся. – Проходите, присаживайтесь.

Замминистра указал Полунину на место с правой стороны Т-образного стола, при этом полностью проигнорировав как Татьяну, так и свою секретаршу, видимо считая их просто ходячими диктофонами. И Полунин, вспомнив неприятные минуты, пережитые ночью, подумал: «А может, так и нужно? Может быть, стоило послать вчера Татьяну на хрен, а не утирать ей полночи сопли?»

Но тут же понял, что просто не смог бы так поступить. Во-первых, потому, что Татьяна была ему симпатична. А во-вторых, Владимир не был большим боссом и не мог спокойно пройти мимо человеческой боли.

– Надеюсь, вы уже приняли решение относительно предложения наших друзей из «JEI», – с самодовольной улыбкой произнес Вольцев. – И надо полагать, положительное. Ведь для того, чтобы сказать «нет», совсем необязательно приезжать в Москву. Верно?

Прежде чем ответить, Владимир бросил внимательный взгляд на Татьяну. Он помнил свою вторую встречу с этой девушкой возле здания УВД и ее рассказ о грязных домогательствах замминистра. И Полунину было любопытно узнать, что сейчас чувствует Татьяна.

Если она и была оскорблена, то ничем не выдала своих чувств. На губах ее блуждала загадочная улыбка, словно она одна знала главную тайну Мальчиша-Кибальчиша, но не собиралась ею делиться. Владимир перевел взгляд на Вольцева.

– Отчасти вы правы, Александр Петрович, – в тон Вольцеву ответил Владимир.– Я склонен серьезно рассмотреть предложение моих возможных партнеров. И чтобы изложить свои взгляды на наши взаимоотношения, и приехал к вам. Насколько я понимаю, вы взяли на себя функции посредника? За стандартные десять процентов, надо полагать?