Последняя тайна
Шрифт:
— Без толку, — пробормотал он, сбрасывая их на пол.
Он не понимал. Он элементарно не понимал, что имела в виду Коттен Стоун, когда говорила, что собирается остановить Армагеддон. Да что она вообще вбила себе в голову про надписи на этой табличке — или как там она ее называла. Шифр излагал его теорию — плюс что-то еще. Какое это имеет к ней отношение? В конце концов, она просто безмозглая журналистка.
Лестер посмотрел на фотографии и вытер нос тыльной стороной ладони. Можно обойтись и без платка — это не простуда
Он посмотрел через лупу на часть фотографии с бликом.
— Армагеддон, — произнес он вслух.
Она действительно имела в виду ту самую, последнюю битву — или какую-то частную войну? Надо было попросить, чтобы она объяснила подробнее.
— Ничего не сходится, — сказал он. — Просто не понимаю.
Лестер Риппл сделал глубокий вдох и выдох через нос. Надо дать мозгам отдых. Самые невероятные озарения случались с ним как раз в такие моменты — когда он открывал себя вселенной и впускал в себя ее энергию. Именно так он открыл основы нитяной теории. Он должен сделать сознание чистым и восприимчивым. Но сначала, как учила бабушка, он должен поблагодарить Творца за то, что Тот даровал ему премудрость. Если он станет молиться о даровании мудрости, он заставит свой разум считать, будто этой мудрости у него нет. А если благодарить Господа за то, что у тебя уже есть, — это всегда помогает.
«Живи так, словно это правда, — оно и станет правдой, — часто повторяла бабушка. — Увидь то, чего хочешь, и оно к тебе придет».
Лестер знал, что у него в голове уже имеются все ответы. Весь секрет в том, чтобы их увидеть. Это примерно как с кубом, который он нарисовал для Коттен Стоун. Все дело — в точке зрения.
Когда в него влился свет, Лестер Риппл погрузился в полный покой. Темп, в котором работал мозг, замедлился. Хорошо. Это очень хорошо. Вот только как объяснить другим, что он чувствует? Ведь он словно бы оказывался в энергетической решетке, связывавшей все элементы космоса — а может, и того, что лежит за его пределами.
«Вольво» ехал к гостинице, а Коттен смотрела в окно.
— У тебя будет совсем мало времени, чтобы отдохнуть с дороги, — сказал Джон. — Ты, наверное, сильно вымоталась.
— О да. И морально. И физически. Сам понимаешь. Но ведь через пару часов все закончится, я снова буду в гостинице и отдохну.
Джон взял Коттен за руку.
— Ты сильная леди. Поверь мне, Господь не взвалит на тебя больше, чем ты сможешь нести.
Коттен прислонилась к Джону и положила голову ему на плечо:
— Не знаю, что бы я без тебя делала, — сказала она.
Какое-то время они просидели молча, потом Джон снова заговорил:
— Я тут думал… Чонси Уайетт, предок Томаса, украл табличку из Ватикана в девятнадцатом веке. Мы знаем, что в записке, которую он оставил, содержится подсказка о том, куда он ее спрятал.
Коттен
— Томас рассказал про своего предка и про записку, но мы не разобрались, что в ней сказано. Мы собирались слетать в Англию и найти его дальних родственников.
— Я думал о том же, — сказал Джон. — В лондонском отделении Венатори уже кое-что раскопали. Они нашли его двоюродную бабушку.
— Значит, туда мы и поедем, как только…
Неожиданно Дучамп ударил по тормозам, и Коттен с Джоном дернуло вперед. Колеса завизжали, и машина остановилась, но перед этим раздался громкий стук, и что-то тяжелое перелетело через капот.
— Господи, что это было? — спросила Коттен, глядя на заляпанное кровью ветровое стекло.
Обольщение
Коттен сидела в траве на обочине, пока полиция направляла машины в объезд места происшествия. Она поняла, что они застряли надолго, потому что были жертвы. Дучамп, очевидно, в шоке, и Коттен хотелось помочь ему. Остановив машину, он сразу выскочил из нее, за ним последовали Джон и Коттен. То, что они увидели, до сих пор стояло перед глазами.
На дороге лежало изувеченное и окровавленное женское тело. И словно этого было мало, в нескольких футах от нее лежал комок плоти — ее младенец-сын.
Теперь их тела накрыли желтым брезентом, и Коттен была благодарна за это. Лица матери и ребенка врезались ей в память. Коттен посмотрела на свои руки. Она вытирала их об рубашку, потом об траву, но на них все еще остались бурые пятна. Блузка была влажной, спереди — красные разводы, на лбу — полоска крови. Ребенок, в отличие от матери, умер не сразу, и Коттен пыталась остановить текущую из головы кровь, но это не помогло спасти малыша.
Пора перестать думать об этом. Но до нее доносился голос Дучампа, который разговаривал с полицейским.
— Не понимаю, откуда она взялась. Я вообще ее не видел. — Он повторял это снова и снова всем, кто готов был слушать.
Джон положил руку Дучампу на плечо и отвел его к обочине, где сидела Коттен. Она поднялась.
— Думаю, для расследования у полицейских уже есть все, что нужно, — сказал Джон.
Лицо Дучампа было совершенно белым — ни кровинки на губах и щеках.
— Вы ни в чем не виноваты, — произнесла Коттен.
Дучамп затряс головой:
— Мне надо было быть внимательней… если бы я только ее заметил… если бы вовремя свернул…
— Перестань себя терзать, — сказал Джон. — Это было очередное самоубийство. Женщина бросилась прямо под машину. Другого объяснения нет. Один из офицеров сказал, что нашли ее машину, которую она припарковала за аварийной полосой. Она все оставила там — ключи, сумочку, подгузники. Она не собиралась возвращаться. Сделала все целенаправленно.
— Джон, ну а ребенок? — возразила Коттен. — Зачем ей понадобилось убивать еще и малыша?