Последняя телеграмма
Шрифт:
– Неужели я должен уехать?
– спросил тревожно Лотт, освобождаясь от объятий Егера.
– Таков приказ Центра. Ну что же, Анатолий, здравствуй. Прими сердечный привет от всех наших сотрудников, от жены и друзей.
– Здравствуй, Николай... Наконец-то.
– Как дела, Жаворонок?
– Как в окопе перед атакой, - переводя дыхание, ответил Лотт,
Они расстелили коврик на земле. Лотт вынул из охотничьей сумки продукты, пригласил к трапезе.
– Твоей работой в Центре довольны, особенно генерал Фролагин, - сказал Егер.
– Просил передать
Лотт сообщил, что гитлеровцы резко усилили режим и охрану зоны, проверку жителей. Произвели принудительное отселение крестьян из сел, которые находятся близко к охраняемой зоне. Все это началось с прибытием нового шефа - полковника Шульца. Говорят, наделен большими полномочиями...
– А молчал по одной причине - гестапо имело ко мне подход, - пояснил Лотт.
– После этого я работал только на прием.
– Расскажи подробнее, - попросил Егер.
– Однажды ко мне подошел один тип и пытался установить со мной контакт... Я понял, что фашисты сумели кое-что расшифровать из нашего кода...
– Когда это было и где?
– Два месяца назад, двадцать первого мая...
– Лотт передохнул.
– В тот вечер я ужинал в ресторане «Жозефина». Ко мне подсел средних лет мужчина, невысокого роста, широкоплечий, спортивного вида. Правильные черты лица. Бакенбарды. Нос с горбинкой. Да вот его портрет, я его нарисовал по памяти.
– И Лотт передал рисунок Егеру.
– Сперва мы молчали. Потом он немного выпил, заговорил. Разговор был на общие темы - о войне, о женщинах, о медицине. После ужина, уже на улице, он вдруг попросил у меня телефон и полез за ручкой, хотел записать мой номер, да пожаловался: «Купил авторучку... и не знаю, что с ней делать, не пишет». Это был наш пароль, но в нем недоставало нескольких слов. Я чуть было не растерялся. Предложил ему свою ручку.
– Кто он?
– Не знаю. Сказал, что находится здесь проездом по медицинским делам.
– Вот видишь, а ты сомневаешься, должен ли ты уехать! В Центре твое молчание расценили неслучайным, но предполагали худшее... Впрочем, обстановка острая, и мне предстоит... А в общем, поживем - увидим. Где рация?
– Я ее зарыл в лесу.
– Правильно сделал. Покажи место. На всякий случай я привез свою, вместе с новым кодом.
– И надо же было этому фотографу забрести ко мне и купить светофильтр, как будто их нет в других магазинах!
– поморщился Лотт и даже сплюнул от досады.
– А вдруг это была все же чистая случайность?
– Чистая случайность, которая может стать роковой. И с этим нельзя не считаться, - заметил Егер.
– Конечно, гестапо может это установить, но не рано ли меня списывать?
– продолжал размышлять Лотт.
– Ведь сам по себе заход фотографа в магазин и покупка им светофильтра еще ничего не означают и не могут меня компрометировать. Народу у меня бывает немало, - пытался он убедить Егера в том, во что, по сути дела, сам мало верил.
Егер понимал состояние Лотта, его искреннее желание быть
– Ты исходишь из того, что посещение магазина фотографом может остаться не замеченным для гестапо. Ну, а если они этот факт установили и, больше того, если вдруг фотограф вообще находился под их наблюдением? Ведь он принадлежит к левым организациям, как утверждают газеты, и его портрет не сходит со страниц хроники. И последнее, самое важное. Подход к тебе со стороны гестапо разве случаен? Гестапо умеет идти по следу, ты это знаешь. Нет, Анатолий, тебе надо немедленно уезжать. Немедленно.
– Егер ласково обнял Лотта за плечи.
– Понимаю. Жаль, не смог главного выяснить: что же, в конце концов, так тщательно охраняют здесь фашисты? Ходят слухи, будто бы молоко. Смешно, а?
– То, что не успел сделать ты, доделают другие. Скажи, Анатолий, Рыжий на месте?
– Ратнер-то? Да, на месте. Он заслуживает особого внимания.
– Знаю. Читал твои сообщения.
– Он задолжал мне десять тысяч марок. Женщины и удовольствия требуют больших затрат. Сейчас он увлекся официанткой Матильдой Гофман из ресторана «Жозефина».
– А ты ее знаешь?
– Только по ресторану.
– И какое впечатление?
– Хорошее. Симпатичная. Строгая,
– Понятно... Деньги Ратнеру давал под расписку?
– К сожалению, нет, но это запечатлено на фотографиях в момент их вручения.
– Лотт протянул Егеру конверт, обернутый в целлофановый пакет.
– Хорошо, - с удовлетворением произнес Егер.
Они договорились обо всем, что нужно было для немедленного ухода Лотта и остающегося здесь Егера,
Егер благополучно возвратился в город. Для пущей видимости он проехался по улицам, зашел в несколько магазинов, кое-что купил и, только убедившись, что ничего подозрительного не обнаружил, подъехал к дому.
Эльзу Гофман он застал на кухне. Время было обедать, Егер поднялся к себе наверх. И по дороге к городу, и посещая магазины, и сейчас он думал об одном: о Ратнере и Матильде, об их знакомстве. Насколько оно серьезно и основательно. И как ему быть? Оставаться здесь или же лучше съехать? Но, сколько ни ломал голову, ни приводил доводов «за» и «против», он так и не пришел к окончательному выводу. Решил сперва поговорить с Матильдой, осторожно выяснить характер взаимоотношений ее с Ратнером и почему она в числе своих знакомых не назвала его.
С этим решением Егер и спустился вниз. Зашел на кухню. Эльза, раскрасневшаяся, хлопотала у плиты.
– Вкусно пахнет, фрау Эльза.
– Вы как-то сказали, что любите грибной суп,
– О, да! Благодарю вас. А где Матильда?
– У себя.
– Я позволю себе побеспокоить ее.
– Пожалуйста.
Матильду он застал в комнате за книгой.
– Чем мы так увлеклись?
– спросил Егер, входя в комнату.
– Хочу понять психологию Гитлера, каким образом он сумел так...
– Запнувшись на полуслове, Матильда настороженно бросила взгляд на Егера.