Последняя воля Нобеля
Шрифт:
— Как выглядела эта женщина?
Аннике показалось, что сейчас вся эта комната вместе с парадными портретами рухнет ей на голову. Она прикрыла глаза и провела по ним пальцами.
— Не знаю, — ответила она.
В сумке начал звонить сотовый телефон. От этого звука Анника собралась. Они оба ждали, когда телефон перестанет звонить.
— Хорошо, попробуем подойти с другой стороны, — сказал К., когда наступила тишина. — Где ты находилась, когда она тебя толкнула?
Анника вспомнила музыку, блеск, счастье, темноту, треск.
— Я
— С кем ты танцевала?
Растерянность и стыд залили краской лицо Анники, она опустила глаза.
— Его зовут Боссе, он корреспондент оппозиционной газеты.
— Высокий, хорошо сложенный блондин?
Анника кивнула, по-прежнему глядя на свои колени.
Уши ее горели.
— Будь добра, ответь.
— Да, — сказала она, пожалуй, слишком громко. Потом выпрямилась. — Да, с ним.
— Может быть, он что-то видел?
— Очевидно, да, хотя я не думаю, что она шла к нему.
— Что случилось потом?
Что случилось потом? Ничего. Ничего. Во всяком случае, она больше не видела ничего.
— Не знаю, — ответила Анника. — Я повернулась к женщине спиной и больше ничего не видела.
— И ничего не слышала?
Что она слышала — гомон, музыку, свое собственное дыхание?
— Только пару звуков «паф».
— «Паф»?
— Это были два приглушенных шума, как будто из груши выпустили воздух. Я обернулась и увидела падающего на колени мужчину. Он танцевал с женщиной, а она удивленно смотрела, как он падает, потом она посмотрела на меня, а затем на свою грудь, я тоже посмотрела туда и увидела на ее платье кровь. Кровь толчками вырывалась из ее груди. Женщина снова посмотрела на меня, а потом рухнула на пол. И все начали дико кричать…
— Когда прозвучало второе «паф»?
Анника недоуменно посмотрела на К.
— Второе?
— Ты же сказала, что услышала пару «паф».
— Разве? Ну, не знаю. Прозвучало «паф», потом женщина посмотрела на меня, а потом было еще «паф», да, это был второй звук, я думаю…
— Как далеко ты была от этой пары, когда они упали?
Анника задумалась на несколько секунд.
— Я находилась от них в двух — двух с половиной метрах.
— Ты видела толкнувшую тебя женщину, когда они упали?
Видела ли она ее? Видела ли она ту женщину? Видела ли она узкие бретельки?
— Бретельки, — сказала она. — На ее плечах были узкие бретельки. Или это был ремень сумки.
К. кивнул и что-то записал в блокноте.
Анника прижала пальцы к глазам и попыталась вспомнить образы, вспомнить свое настроение — что она слышала, что воспринимала, помимо всех этих звуков?
Рука Боссе жгла ей спину сквозь платье. Он прижимал ее так сильно, что она животом ощущала его напряженный член. Ее рука лежала у него на шее. Это она чувствовала, это она и запомнила. Музыка была лишь скучным обрамлением, завесой, позволявшей им быть близко друг к другу в вихре золотого света.
— Меня ткнули
Снова зазвонил сотовый телефон.
— Выключи его, — сказал К., и Анника послушно нажала кнопку.
Телефон умолк.
Конечно, это Янссон.
— Как ты думаешь, тебя толкнули намеренно?
Анника положила на стол замолчавший телефон и удивленно посмотрела на инспектора.
— Определенно нет, — ответила она. — Рядом с нами какой-то толстяк отплясывал буги-вуги, он толкнул женщину, а она врезалась в меня.
В глазах К. мелькнула искорка интереса.
— Она что-нибудь сказала, когда толкнула тебя?
Анника посмотрела на книжные полки, на кожаные корешки книг с протоколами заседаний Совета с 1964 года, как смотрела тогда на женщину с узкими бретельками.
— Она что-то искала в сумке, — вспомнила Анника. — Ремень сумки был короткий, и ей пришлось поднять правую руку, чтобы сунуть ее в сумку, вот так….
Она подняла правую руку и показала, как незнакомка шарит в вечерней сумке.
— Какого цвета была сумка?
— Серебристого, — с удивившей ее саму уверенностью ответила Анника. — Матово-серебристого. По форме она была похожа на конверт, в которых приносят счета за электричество.
— Что она достала из сумки?
Анника оторвала взгляд от протоколов 1964 года и принялась рыться в памяти.
Она ничего не вспомнила, кроме того, что ей стало больно в ступне.
— Мне стало очень больно, — ответила Анника. — Я вскрикнула. Женщина посмотрела на меня.
В подтверждение своих слов Анника, поколебавшись, кивнула.
— Да, — сказала она, убедившись в верности воспоминания. — Она посмотрела прямо мне в глаза.
— Она что-нибудь сказала?
Анника уставилась в полированную столешницу.
— У нее были желтые глаза, — сказала она. — Абсолютно холодные желтые глаза, почти золотистые.
— Желтые?
— Да, золотисто-желтые.
— Как она была одета?
Анника снова закрыла глаза, услышала ритм музыки и увидела прямо перед собой ремень или бретельку. Кажется, она была кроваво-красной. Или красной была одежда раненой женщины? Или это кровь была красной? Если только бретелька не была снежно-белой на фоне загорелого плеча, или это плечо было светлым на фоне темного ремня?
— Я не знаю, — озадаченно ответила Анника. — У меня черно-белая память, она как негатив, причем цвета могут меняться на противоположные. Нет, не помню…
— Ладно, вернемся к желтым глазам. Может быть, это контактные линзы?
Линзы? Да, конечно, это могли быть линзы, если только глаза и в самом деле не были желтыми. Или зелеными?
Зазвонил сотовый телефон К. Заиграла мелодия греческой песни «Мой номер первый», взявшей первое место на Евровидении несколько лет назад. Инспектор покосился на дисплей и пробормотал: «Мне придется ответить». Он выключил магнитофон, встал и отошел к двери.